Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях. Владимир Гамаюн
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях - Владимир Гамаюн страница 46

СКАЧАТЬ улики, но… В глубокой тоске Ваня уставился в окошко, в котором по скрипучему снежку иногда проходили то пьяные, то совершенно трезвые человечьи ноги. Он их давно узнавал, где чьи: по походкам, по пимам, унтам или просто по тёплым меховым ботинкам. Вот летит, увязая в снегу высоченными каблуками, фифа с пятой комнаты, вот идёт в валенках, шаркая стоптанными подошвами, дед-пенсионер, бывший старатель. На кого он батрачил на золоте всю жизнь – непонятно. Ни родных, ни жилья путного, ни денег, ни здоровья – ничего нет. Говорят, что человек сам кузнец своего счастья, а сколько таких вот старых, обездоленных, никому не нужных «кузнецов» мыкается по белу свету?

      Обувь и походка людей – это целая наука, по ним можно узнать пол, возраст, пьян человек или просто болен, можно даже узнать настроение и многое другое. Эти знания поневоле приходят, когда ты сам живёшь как крот или, как говорят, ниже плинтуса, и это является твоим социальным статусом. Возможно, что в этой жизни ты многим помог, многих сделал счастливее, но ты не кузнец своего счастья, в житейских хлопотах ты забыл про себя, и это уже твой удел, фатум, рок, а значит, и твоя судьба, которая предначертана свыше, и уже ничего изменить нельзя.

      Вот так, сидя у окошка, Иван Ильич предавался философским рассуждениям, когда его внимание привлекла свора ездовых и дворовых псов, устроивших потасовку за какой-то предмет, но до боли похожий на злополучный ковшик с дерьмом, главную улику его невменяемости.

      Для Шариков и всяких там Бобиков с Полканами то дерьмо было, как сало для хохла, но для Ильича это была индульгенция на отпущение всяких там грехов, настоящих и мнимых, прошлых и будущих.

      Прыгнув в разношенные пимы, он вылетел из барака, пинками разогнал обидевшихся псов, и вот он, родимый, насквозь алюминиевый и полный по самую завязку замёрзшего отличнейшего говна. «Хвала тебе, о, Господи, – думал он. – Улика, она была уликой, а сейчас вот хрен бабе, ишь чё удумала, в дурдом упрятать». Не бывала она там, а ему и одного раза показалось слишком много, до сих пор жуть берёт. В честь такой нечаянной радости Иван Ильич наковырял из задницы копилки-свиньи на «читок», и жизнь опять стала прекрасна и удивительна.

      Вчера у Ильича всё было нештяк, он хотя и опохмелился душевно, но сон вдруг пропал и появилось, так редко посещаемое его, чувство стыда. Стыд и страх, что попрут его с работы, что не видать больше ему любимого трактора, а как жить дальше без железяки, на которой он каждый болтик, каждый трак чуть ли не языком вылизывал, да и он без него станет, что дитя малое без мамки. Заклинит без масла, закипит без воды, поест его ржа всего, начиная с гусениц. Прошибла его пьяная мужская скупая слеза и сползла по давно небритой щеке. «Эхма, жизнь жестянка», – с этой мыслью Ильич и уснул.

      Он ещё не знал, что его посетило такое незнакомое чувство, как совесть, видно она из тех, из рабочих совестей, которые всю жизнь не дают нам покоя, всё куда-то гонят, заставляют что-то делать, творить, СКАЧАТЬ