Поэтический язык Иосифа Бродского. Людмила Зубова
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Поэтический язык Иосифа Бродского - Людмила Зубова страница 8

СКАЧАТЬ культуры:

      Так мало нынче в Ленинграде греков,

      да и вообще – вне Греции – их мало.

      По крайней мере, мало для того,

      чтоб сохранить сооруженья веры.

      А верить в то, что мы сооружаем,

      от них никто не требует. Одно,

      должно быть, дело нацию крестить,

      а крест нести – уже совсем другое.

      У них одна обязанность была.

      Они ее исполнить не сумели.

      Непаханое поле заросло

(II: 168).

      Подобие конструкций вне Греции и вне дома указывает на прямую связь этих текстов и на перемену точки зрения: в стихотворении «Остановка в пустыне» автор находится в позиции наблюдателя, не идентифицируя себя с греками, в «Одиссее Телемаку» он становится участником ситуации, поскольку сам теперь оказался вне дома. Стихи о греческой церкви заканчиваются размышлением о потере ориентации в пространстве, времени, истории, культуре, этике:

      Сегодня ночью я смотрю в окно

      и думаю о том, куда зашли мы?

      Имея в виду значимую совокупность многочисленных интерпретаций, обратимся к интертекстуальным связям стихотворения, выходящим за пределы поэмы Гомера и автореминисценций.

      Ирина Ковалева указала на стихотворение К. Кавафиса «Итака» как один из источников стихотворения Бродского (Ковалева, 2000: 144–147). Анализ античных источников стихотворения Бродского содержится также в статьях: Ковалева, 2001; Ковалева, 2003; Ковалева, 2006.

      Виктор Куллэ сопоставил текст «Одиссей Телемаку» со стихотворением Умберто Саба «Письмо», переведенным Бродским, и обратил внимание на то, что Бродский «как бы дописывает упомянутые в тексте Саба[20] стихи о Телемахе» (Куллэ, 1992: 6):

      Ежели тебе

      Текст этой средиземноморской грезы,

      отстуканной на пишущей машинке,

      понравится, вложи его, будь добр,

      в оставленную мною при отъезде

      тетрадку синюю, где есть стихи

      о Телемахе.

      Скоро, полагаю,

      мы свидимся. Война прошла. А ты –

      ты забываешь, что я тоже выжил»

      Здесь особо значимым представляется слово выжил. Его смысл объединяет текст Бродского с текстами-субстратами Мандельштама[21] и Ахматовой, о которых речь пойдет ниже.

      Бродский изображает ситуацию, противоположную той, которая завершает стихотворение Мандельштама «Золотистого меда струя…»:

      Золотое руно, где же ты, золотое руно?

      Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,

      И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,

      Одиссей возвратился, пространством и временем полный

(Мандельштам, 1995: 224–225).

      Возвращение Одиссея

      …по ‹…› античной мифосимволической системе соотносится с ‘преодолением смерти’, с ‘воскресением’, с возвращением из царства мертвых. «Золотое руно» Одиссея получает тут, таким СКАЧАТЬ



<p>20</p>

Бродский назвал У. Саба в числе тех, кто решительно повлиял на его жизнь («Как читать книгу» – Бродский, 2000-а-VI: 84).

<p>21</p>

У Мандельштама Одиссей – один из центральных образов, и, конечно, это существенно для Бродского. Имя Мандельштама оказалось связанным с именем Одиссея и в анекдотической ситуации телефонного разговора с Енукидзе (Липкин, 1994: 24), и в памяти культуры (песня-баллада А. Галича «Возвращение на Итаку» (1969), посвященная Мандельштаму): Везут Одиссея в телячьем вагоне, / Где только и счастье, что нету погони! (Галич, 1990: 71).