Реки жизни. Борис Григорьев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ бумаги размером 11,5х10 см. В бланке «место смерти» указан только город – других мест для сведения счётов с этой жизнью государством диктатуры пролетариата не предусматривалось. Страхкассы или крематория в селе, естественно, не было в радиусе 400 км, а Кураповское кладбище, слава Богу, покойников принимало без всяких справок. Поэтому и сохранилась эта справка о смерти.

      Живого деда Тихона я, помню смутно. Перед глазами мелькает какое-то чернявое, круглое, изрезанное глубокими морщинами и небритое лицо с натруженным прищуренным взглядом, но я не уверен, что это дед. Возможно, это видение навеяно фотографией деда, с которой я познакомился уже после его смерти. Когда я появился в своём кураповском доме, он уже был тяжело болен и не слезал с печи, и я запомнил его усталый лик, бледным пятном выглядывающий из полумрака лежанки. Вот парадокс памяти: физиономия козы Кирки запомнилась очень отчётливо, а лицо деда – извините, смутно…

      Вероятно, не менее интересной личностью был и брат дедушки Фёдор. От него никакого потомства, к сожалению, не осталось – он ушёл на фронт холостым. Что-то смутно помню о том, что дед Фёдор во время боёв с белыми якобы столкнулся со своим двоюродным братом, офицером, воевавшим на стороне Колчака. Этот родственник должен был тогда происходить от брата моего прадеда Иллариона, уехавшего в Сибирь за счастьем, обещанным всем безлошадным и безземельным премьер-министром Столыпиным.

      К этим смутным сведениям примыкает удивительное событие, испытанное матерью и бабушкой Сашей (Семёнихой) примерно в то же самое время, что и эпизод с глушением рыбы возвращавшимися с войны солдатами. Поздним вечером при свете коптилки мать с бабушкой сидели дома, когда в дверь кто-то постучал. Время было неспокойное и жуткое, так что обе женщины замерли от страха и не могли произнести ни слова. (Я вероятно уже спал, потому что ничего об этом событии не помню). Дверь скрипнула, и, не дождавшись ответа, в избу вошёл молодой мужчина в офицерской форме.

      – Здравствуйте.

      – Зд… здравствуй-те.

      – Тётя Саша, вы меня не узнаёте?

      Бабка Семёниха напрягла своё зрение, всматриваясь в еле освещённое колеблющимся светом коптилки лицо солдата.

      – Нет, дорогой, не узнаю.

      – Да как же: вы ведь меня провожали в таком-то году в Сибирь. Я был тогда мальчишкой.

      – Николай?

      – Он самый.

      Начались обнимания, причитания и воспоминания. Мать стояла рядом и ничего не понимала. Потом выяснилось, что ночным путником был сын Марфы Илларионовны – сестры деда Тихона, которая уехала из Курапова по «столыпинскому набору». У прадеда Иллариона не хватало на всех земли – она должна была перейти по наследству к старшему сыну – Тихону (а после него – Фёдору), вот и уезжали люди из деревни, кто куда.

      Сохранилась старая полуистлевшая любительская фотография 7,5 см на 10 см, с которой на меня серьёзными усталыми глазами смотрят четыре бедно одетых человека – видно, крестьянский хлеб и в Сибири доставался не легче, чем на берегах Красивой СКАЧАТЬ