Цирк в пространстве культуры. Ольга Буренина-Петрова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ и животных, мы имеем здесь социальное бытие в аспекте его природной данности, то есть нечто неисторическое, антиисторическое. Гладиаторские бои и травля зверей в Риме – это великолепный пример и первообраз бытия социального, которое в то же время оказывается и антиисторическим. Тут вскрывается глубочайшая сущность античного чувства истории вообще. Так как античность живет не чистым духом, но духом в его природной данности, духом на стадии онтологической сорастворенности с материей, она не знает опыта личности; следовательно, она не знает и чистого опыта социальности; ее социальность всегда отягощена вещественно, всегда неисторична. Римский цирк и римский амфитеатр как раз и есть такое эстетическое сознание и такой художественный образ, который возник из опыта жизни, социальной и антиисторической одновременно[159].

      Семантика кровавого зрелища, как уже говорилось, в большей степени связана не с варварской жаждой крови и смерти, а с демонстрацией конфликта между человеком и животным и опасности такого конфликта в случае нарушения равновесия одной из сторон представления. Зрелище требовало от бестиария не относиться к своему партнеру как к жертве, а проявлять должное уважение к его силе и храбрости, тем самым подчеркивая равенство всех участников битвы. Если учесть, что для античного эстетического сознания предметы жизни гораздо выше предметов искусства, то звериные травли и гладиаторские бои перестают восприниматься как бойня, а являются напоминанием о смерти и уязвимости всего живого. Шоковый эффект, производимый артистами на публику, в большей степени заключался не в кровавой развязке, а в том, что зритель начинал устанавливать сходство между участниками смертельных номеров и собою, превращаясь в наблюдателя судьбы «другого» как своей. «Ave, Caesar! Morituri te salutant!» – возглас обреченных на смерть; «Panem et circenses!» – желание принять участие в зрелище.

      В стихотворении Каролины Павловой «Разговор в Трианоне» (1848) хорошо видно, как стирается граница между зрителем и участниками. На сюжетном уровне речь в этом фрагменте идет о приближении начала смертельного представления и о том, как повествователь имел возможность на нем присутствовать. На синтаксическом уровне части бессоюзного сложного предложения, разделенные точкой с запятой, напоминают однородный ряд. Благодаря этому эффекту зритель и участники оказываются в однородной цепочке:

      Франсиско Гойя. Из цикла «Тавромахия», офорт № 20 «Прыжок с гаррочей Хуанито Апиньяни в Мадриде», 1816 г.

      Я в цирке зрел забавы Рима;

      Навстречу гибели шел мимо

      Рабов покорных длинный строй,

      Всемирной кланяясь державе,

      И громкое звучало Ave!

      Перед несметною толпой[160].

      Звериные травли, подобно цирку гладиаторов, несмотря на жестокость, устанавливали единство СКАЧАТЬ