– Человек может и не плохой, но отец отвратительный, – пробубнела Фрэнсис в пустоту. – Если бы он действительно думал о своём ребёнке, то не стал бы рисковать собой в попытках сохранить жизнь кучке преступников, вместо того, чтобы быстро и безопасно устранить проблему.
– Так не любишь салемцев?
– Как-то не получается проникнуться тёплыми чувствами к людям, которые пытаются тебя убить.
– Да ладно тебе, задание выполнено, мы живы, – Дан почувствовал, как алкоголь начал понемногу ослаблять напряжение не только в теле, но и в голове.
– А благодаря кому?
– Ты слишком нагло напрашиваешься на комплимент.
– Учитывая, что я спасла вас обоих, комплимент – это меньшее, чего я заслуживаю, – Фрэнсис вздёрнула подбородок и выжидающе посмотрела на собеседника.
– Мы бы и сами как-нибудь выкрутились…
– Как?
– Хорошо-хорошо, спасибо тебе, о великая богиня разрушений, несущая кару врагам и спасение соратникам!
– То-то же, – Фрэнсис снисходительно улыбнулась. – Если что, в следующий раз будет достаточно «спасибо», хотя про богиню разрушений мне понравилось.
– Не думаю, что будет следующий раз.
– Поверь мне, будет. Готовься к тому, что каждое задание будет начинаться с бессмысленного призыва сдаться, и уже когда мы будем огребать от непокорных магов, я сделаю то, что требовалось от нас с самого начала – устраню всех, кто представляет угрозу для общества.
– Жестоко.
– Зато мне не придётся искать новых напарников, – девушка задумчиво крутила в руках опустевший стакан, наблюдая как одинокая капля плавно перекатывается на дне сосуда.
– Если бы я тебя не боялся, то сказал бы, что ты слишком самоуверенная.
– Говоришь так, будто это плохо.
– В обществе больше ценится скромность.
– Вот пусть общество и не возникает, а я прибеднятся не собираюсь, – Фрэнсис придвинулась ближе и прошептала, смотря напарнику в глаза. – Я сильнее тебя, сильнее Клода, сильнее шефа и всех, кто стоит над ним.
Дан не отводил взгляд, хотя резко сократившаяся дистанция вызывала смущение. Отвернуться значит проиграть, и пусть в магических силах он проигрывал оппоненту, потягаться в упрямстве возможность была. Настолько наглое высокомерие злило, из нагромождения моральных принципов, вбиваемых в голову с самого детства, сочилось осуждение. Само лишь утверждение, что кто-то ставит себя выше других, обесценивало человеческие жизни – нечто сакральное и неприкасаемое становилось лишь товаром, за который можно поторговаться. Но вместе со злостью разрасталось ещё одно чувство, зависть. Дан не позволял себе подобных заявлений, но как бы он не пытался выдрессировать свои мысли, остановить их поток не получалось. Хотелось быть лучше других, сильнее, умнее, красивее. СКАЧАТЬ