– Я не знаю, где хорошо, а где плохо. Такое ощущение, будто мне плохо везде, потому что я – это я.
– Лучше мириться с собой, гуляя вдоль реки Гаронны. Красиво, словно в фильме.
– Да, наверное, – пожал плечами Фэлис. – Хорошо там, где нас нет.
От Мортимера послышался слабый смех: – Эта фраза должна принадлежать мне, я же все-таки филолог здесь.
– Жизнь длинная, успеешь еще.
– Ну, тут уж как получится. Кто знает, что нас ждет завтра?
– Твоя правда.
Они сидели в тишине несколько минут, пока опять не прозвучал голос Фэлиса, однако на этот раз сочащийся детской наивностью:
– Мортимер, когда это закончится? – он сильно надеялся на ответ, готовый поверить в любые уверения, чтобы не испытывать той парализующей неизвестности, которая шаг за шагом, медленно ступала в их направлении. Но удача была не на его стороне в этот раз: Мортимер только выдохнул – у него и вовсе не осталось сил, руки всё тряслись и тряслись, глаза закрывались, и не хотелось говорить; особенно он не желал вспоминать всё, что произошло ранее. Более того – ответа на этот вопрос у него не было и быть не могло, ведь, действительно, откуда он мог знать, как жизнь повернется завтра? Врать отчего-то не получалось, слово «скоро» никак не произносилось, и, помимо этого, говорить сейчас вообще было нельзя, поэтому ему пришлось промолчать, оставив своего друга наедине с самим собой. Тот больше вопросов не задавал.
Когда они не выдержали и от усталости развалились на полу, мерно посапывая, рассвет накрыл ярко-розово-оранжевыми красками весь университет, как люди накрывают одеялом больных, за которыми ухаживают. В обыкновенное время, в котором они еще совсем недавно жили, уже требовалось бы вставать (если ночью вообще удавалось выделить несколько часов на сон), но сейчас на улице было тихо: сторожевые прекратили патруль и присели отдохнуть, студенты пользовались удачей и не выбирались из комнат, преподавательский состав, как, впрочем, и всегда, слышно тоже не было. Природа замерла под ранними лучами. Время, казалось, замерло тоже. И молодые люди, сны которым в это утро не снились, надеялись, что удивительно спокойная безмятежность никогда не прервется. Но, к сожалению, жизнь была так устроена, что, услышав хотя бы мысленно произнесенное слово «никогда», она сразу же выдвигалась навстречу говорящему, для того чтобы доказать, что этого слова на самом деле не существовало.
***
Два следующих дня протянулись для Дилана, как две недели. Он твердо разделял мнение, что дьявол мучает грешные души в аду тем, что заставляет их ждать; он ненавидел ожидание – оно вынуждало его чувствовать себя некомфортно в собственном теле, отчего хотелось снять кожу, вылезти из плоти, оставить ее где-то далеко, но он не мог позволить себе такую роскошь, поэтому метался, как бешеный, даже если внешне оставался страшно спокойным, бродил по коридорам, по улице, думал, очень много думал, СКАЧАТЬ