Мортимер не мог уснуть битые часы, ему ничего не хотелось сильнее, чем выспаться, но голова его предавала – она не утихала, и что-то в ней постоянно возникало такое, что заставляло держать глаза открытыми, лишь бы не видеть того снова. Понаблюдав недолго в своей комнате за темнотой на улице, за мерными шагами патрулирующих местность полицейских, он быстро выскочил через окно, улочками скользя меж деревьев и кустарников в этот корпус. Ему очень повезло: старый охранник, работающий в Ганне дольше, чем прожил Мортимер, спал, громко храпя и сопя, и не заметил, как юноша пробрался на второй этаж. Ноги сами привели его сюда.
Думать ему оказалось совсем трудно, поэтому он сидел, уложив локти на согнутые колени, как замерший, и уткнулся в полотно напротив уровня его глаз. То был «Демон летящий» – картина, которую Мортимер любил, пожалуй, сильнее всех остальных в этом мире. Может, на него так действовали цвета, может, что-то в этой картине было такое, внутри нее, что приковывало к месту и не позволяло отвести взгляд. Слово «летящий» у юноши бессознательно ассоциировалось с самым приятным в этом мире – с неприкосновенной свободой; с независимостью, за которую не надо было бороться, которая давалась при рождении и которой никогда у него не было; с морским воздухом, который защищал. Представлялось ему в тот момент, что он летает, обозревает с высоты бескрайние зеленые луга, похожие на облака, а потом быстро будто падает, но останавливается перед самой зеленью и летит опять – вдоль луга, так близко к нему, что роса с травинок полностью покрывает его ладони и чуть затрагивает подбородок. Он летит, и для него не существует конца. Луг зовет его к себе, заманивает прыгнуть в свежую траву, у которой не виднеется дна, и погрязнуть в запахе сырой земли, и глядеть снизу на недостижимую радугу; но юноша не хочет предавать небо, поэтому он опять взлетает наверх и отправляется дальше, в поля, где растут прекрасные цветы, подсвеченные яркими, теплыми солнечными лучами. Тепло окружает все вокруг. Небо, переливающееся оттенками голубого, тоже теплое, оно мягкое и родное, не холодно-величественное, каким кажется обычно, а дружественное, так же, как и луга с полями, готовое обнять Мортимера. И солнце! Солнце, оно так близко, но не обжигает; юноша мог подобраться к нему вплотную и не сгореть, он мог протянуть руки, обнять, поцеловать солнце, и то бы сделало то же в ответ. Солнце его любит, небо прощает ему все его деяния и возникающие в голове неправильные мысли, а поля и луга по всему СКАЧАТЬ