Современная греческая поэзия. Антология

Чтение книги онлайн.

      Луна, луна

      прижатая так тесно

      к моей груди и к животу:

      и на неё я больше не гляжу,

      как больше не гляжу

      и в зеркала.

      Луна теперь —

      белёсый слабый свет,

      что чуть мерцает и напоминает времена,

      когда за ночью ночь

      с её серпом

      и страсть, как полнолуние, росла.

      Ты на покрытых галькой берегах

      стояла мокрая и думала, что видишь

      суть мироздания,

      мечтала о веках

      метафизических,

      где никакое солнце

      не затмевало бы поэзии луны:

      ведь серебристый свет

      всегда нежнее дня

      и золота его.

      О, женщина, как ты была смешна,

      считая, будто пылкая луна

      оберегать твой танец будет вечно.

      Но и луна исчезла.

      И она.

      С какого неба она проливается,

      эта отрава,

      в день по капельке

      мою жизнь разъедая?

      Где осталось сияние,

      что меня переполнило,

      когда глаза мои тронули

      силуэт «Его» тела,

      проступавший легонько

      сквозь мужскую одежду?

      Слова в ту пору лились потоками,

      проносились идеи, как дикие стаи птиц,

      не хотели клевать слова,

      как бы ни голодали.

      Ночь меня не пугала: хоть и безмолвная,

      она сказки рассказывала,

      сулила зарю.

      Люди были

      не назойливым антонимом одиночества,

      а колодцами, где в глубинах сокрыты тайны

      утешительные и прохладные.

      Знать бы: это я сама виновата —

      или чёрный антоним жизни,

      что приближается?

      Полотном полотном чернота обернуть меня хочет, я знала.

      Монах смотрел в её рот,

      зубов и поцелуев лишённый.

      Его чёрная шапка

      была запятнана небесной голубизной,

      и его покой был весь в складках, как плотный шёлк

      на картинах голландцев.

      Яннуса[1] представила

      часы его спасения,

      погружённые в масло и в тишину,

      прогулки его одинокие

      по самому краю прохладных ущелий соблазна.

      Как полярный медведь,

      у которого жир – идеал телесности,

      может вынести холод, потому что в своей ледяной берлоге

      копирует смерть,

      так и этого человека душа

      в мозговом сером мешке

      копирует абсолют,

      чтобы вынести жизнь.

      Только плач его слышится по ночам

      и прутья лозы трещат, когда он

      встаёт на колени.

      Какой была бы жизнь моя сейчас

      когда я чернотой окружена

      и вся дрожу как маленький зверёк

      боюсь медвежьей ночи

      боюсь, СКАЧАТЬ