Мама не любила вспоминать лагерную жизнь, сделавшую её инвалидом. Однажды, когда баба Саша и тётя Людмила сочувственно спросили маму, как она смогла выжить в заключении, мама рассказала, как её спасла её дочь, то есть я. А было так. После долгого нахождения в лагерном госпитале, потеряв последнюю надежду на освобождение и выздоровление (лекарств почти не было), она, собрав последние силы, поднялась на чердак госпиталя. Там валялись какие-то ящики, веревки, тряпьё. Она приготовила всё для повешения. Взглянула в окно – и ей показалось, что вдоль лагерного забора иду я в детском пальтишке, с косичками. Мысль пронзила её сердце: что же она делает, к ней идёт её доченька, она должна её увидеть. Она сползла с чердака, долго ждала, что её позовут к доченьке, наконец, поняла, что это было видение, которое её спасло и заставило терпеть, терпеть и ждать. После короткой паузы мама завершила рассказ словами Игоря Северянина, поэзия которого была ей близка: «Он длится, терпкий сон былого. Я вижу каждую деталь…». Часто гости просили родителей почитать стихи. Мама читала любимое стихотворение Бориса Пастернака «Август», а папа – «Гамлета» Пастернака. Кто-то из гостей, не знавших о судьбе родителей, спросил: «Почему такие грустные стихи вы читаете?» Папа ответил: «Они – сама жизнь, и Пастернака в том числе». Позволю напомнить стихотворение Б. Пастернака «Гамлет», чтобы мои внуки учились думать, сострадать:
«Гул затих, я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далёком отголоске,
Что случится на моём веку.
На меня наставлен сумрак ночи,
Тысяча биноклей на оси,
Если только можешь, Авва Отче.
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль,
Но сейчас идёт другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий
И не отвратим конец пути.
Я один. Всё тонет в фарисействе.
Жизнь прожить – не поле перейти».
После освобождения мама не пела романсы, не играла на рояле. Мы понимали, что она не сможет играть из-за загубленных в лагере рук: при каждом СКАЧАТЬ