Обитель. Захар Прилепин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Поймав его за ворот, Артём прошептал блатному на ухо очень настойчиво:

      – Вот тебе рубль. Не трогай её, будь добр. Пошли со мной.

      Жабра чертыхнулся, но ухватил рубль, спрятал в карман.

      – Пошли, пошли, – повторил Артём, потянув Жабру за пиджак.

      Сам не знал, зачем всё это сделал.

* * *

      Настроение с утра было препоганое: всё опять обвалилось и придавило – ожидание карцера, Ксива, Бурцев, Сорокин, Кучерава… или расстреляют? Ведь могут же и расстрелять? Придёт посылка от матери, а его зарыли. В посылке колбаса – кто её съест? Или обратно пошлют посылку? “Считаем нужным вам сообщить, что по причине расстрела вашего сына посылку возвращаем за ненадобностью”.

      Артём вцепился руками в покрывало и сидел так.

      Новому саморубу без двух пальцев меняли повязку, он рычал.

      – Летом саморуб – редкий случай, это зимой они гуртом идут, – рассказывал кто-то неподалёку. – А на одном участке прошлой зимой был такой десятник: каждому саморубу отрезал ещё и ухо. И над дверью вешал. Так у него целое ожерелье висело. Приехало соловецкое начальство на проверку, а он докладывает: сорок саморубов наказано отсекновением ушей! И его – к награде!

      “Брешут всё”, – думал Артём.

      Лажечников едва приходил в сознание, ничего не ел и говорить не мог. Грудь у него стала чёрная, а борода обвяла, словно подрезанная у корня.

      Артём вспомнил, как поймал божью коровку, когда ломали кладбище, а Лажечников это заметил и говорит: “У нас такую кизявочку называют Алёнка”. И пробубнил над божьей коровкой: “Алёнка, Алёнка, полети на небо, там твои детки сидят у сапетки”.

      “Полети” он произносил “пальти, пальти” – это было смешно: здоровый казачина в бороде и в бровях, а шепчет над кизявочкой.

      – Что за сапетка? – засмеялся Артём.

      – А бабье грешное место, – сказал Лажечников, щурясь. – Но ежели по правильному – корзина из прутьев тальника, это и есть сапетка. Шутка такая.

      “Надо было всё сделать вчера с этой блядью, – ругал себя Артём, в мыслях своих спеша с одного на другое. – Надо было всю её разодрать на части, всю раздеть, рассмотреть, обнюхать, везде пальцами залезть… Потому что когда теперь? Да никогда!”

      При этом никакого возбуждения Артём не чувствовал, и плоть его была вялая и сонная.

      Филипп прежде прятал свою ногу в покрывале, а теперь выставил культю наружу и проветривал. Над ней кружились мухи.

      Свою миску он не мыл: может, надеялся, что Жабра не будет из-за этого отнимать еду.

      Цинготный больной неподалёку после каждого обеда выковыривал изо рта зубы. Артём как заметил один раз ужасные раны на дёснах у него, так теперь не мог отвязаться от воспоминания.

      Артёму замерили температуру – на этот раз тридцать девять и три.

      “Может, у меня горячка? – думал он. – Что же я ничего не ощущаю? Впасть бы в бред – может, тогда не тронули бы. Проклятое сознание, уйди!”

      Явился Жабра, про которого вовсе не было ясно, что у него болит. Настроен он СКАЧАТЬ