Иерусалимские дневники (сборник). Игорь Губерман

Чтение книги онлайн.

      Наше бытовое трепыхание

      зря мы свысока браним за водкой,

      это благородное дыхание

      жизни нашей, зыбкой и короткой.

      А премий – ряд бесчисленный,

      но я не награждаем:

      мой голос легкомысленный

      никем не уважаем.

      Весьма в ходу сейчас эрзацы —

      любви, привязанности, чести,

      чем умножаются мерзавцы,

      легко клубящиеся вместе.

      К долгой славе сделал я шажок,

      очень хитрый (ибо не дебил):

      новые стихи я с понтом сжёг

      и про это всюду раструбил.

      Сопит надежда в кулачке,

      приборы шкалит на грозу;

      забавно жить на пятачке,

      который всем – бельмо в глазу.

      Кто много ездил, скажет честно

      и подтвердит, пускай беззвучно,

      что на планете нету места,

      где и надёжно, и не скучно.

      Когда, восторжен и неистов,

      я грею строчку до кипения,

      то на обрез попутных смыслов

      нет у меня уже терпения.

      Моя задорная трепливость —

      костюм публичности и членства,

      а молчаливость и сонливость —

      халат домашнего блаженства.

      Так редок час душевного прилива,

      ласкающего старческую сушь,

      что я минуты эти торопливо

      использую на письменную чушь.

      Пока живу, звучит во мне струна —

      мучительная, жалобная, лестная;

      увы, есть похоть творчества – она

      живучей, чем сестра её телесная.

      Шушера, шваль, шантрапа со шпаной —

      каждый, однако, с пыльцой дарования —

      шляются в памяти смутной толпой

      из неразборчивых лет созревания.

      С утра весь день хожу смурной,

      тоской дыханье пропиталось,

      как будто видел сон дурной

      и ощущение – осталось.

      Движение по небу облаков,

      какая станет баба кем беременна,

      внезапную активность мудаков —

      Создатель расчисляет одновременно.

      Скоморошество, фиглярство,

      клоунада, шутовство —

      мастерства живое царство

      и свободы торжество.

      Пусть ходит почва ходуном,

      грохочет гром, разверзлись хляби,

      но кто родился блядуном —

      идёт под молниями к бабе.

      Пространство жизни нами сужено

      (опаска, сытость, нет порыва),

      а фарта тёмная жемчужина

      всегда гнездится у обрыва.

      С утра умылся, выпил кофе

      и обволокся дымом серым;

      к любой готов я катастрофе,

      любым распахнут я химерам.

      В какой ни скроемся пещере,

      пока лихие годы минут,

      лихое время сыщет щели,

      через которые нас вынут.

      Конторское в бумагах копошение

      и снулая СКАЧАТЬ