Криптовалюта Лермонтов. Оганес Григорьевич Мартиросян
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Криптовалюта Лермонтов - Оганес Григорьевич Мартиросян страница 12

СКАЧАТЬ Автобус медленно пополз, наполняясь людьми.

      Голова прижата к стеклу. Холодно. Темно.

      окт. 2007

      11. Перстень

      1

      Так глядишь на мир через жабры век… – сказал Рыжий. Проходит без внимания. Но вдруг… Так спотыкаются о порог. Действительно, если отнять жабры, рыба задохнется. А если веки – человек. Веки опосредуют мир. Без них человек умирает. "Ни к чему разговоры о вечности, а точнее о том, чего нет". Рыжий констатировал гибель метафизики в словах.

      Пушкин на ринге может все, он быстр, легок, молниеносен, но у него нет одного – нокаутирующего удара. У Лермонтова он есть. Тайсон был после Али, начав позже, он и кончил ране…

      Блок, написавший "иль просто в час тоски беззвездной, в каких-то четырех стенах, с необходимостью железной усну на белых простынях?", – действительно умер. Умер безлиственно, молчаливо (пусть и кричал). После таких строк нельзя умирать! Так рухнула моя детская философия.

      Губанов умер 24 года назад, столько мне лет, Боратынскому тоже, он пишет: не подчинишь одним законам ты и света шум и тишину кладбища! – Не подчинишь, но они в тебе, оба. Евгений ставит их – один за другим, по времени. Они во мне, они идут ровно.

      «Не нравился мне век, и люди в нем не нравились, – и я зарылся в книги». В книги, и с десятого класса. Я ждал от них все. Теперь не читаю вовсе.

      – Ты придешь – не придешь, все одно – обман. – Так и живу.

      Воздействие Губанова сравнимо разве что с открытием импрессионистов Ван Гогом. «И дождь идет, как слезы искупления…» Прошел год со дня твоего открытия, со дня гибели Саши.

      «Однако знобко… Сердца боли как будто стихли… Водки, что ли?» И все, больше – ни слова. Дальше.

      – Я – трамвайная вишенка страшной поры и не знаю, зачем я живу, – читал я Ларисе вечером, возле эконома. Лариса шла, слушала, изредка касаясь то рукой, то грудью. Нет, вру, читал на набережной, там еще шли пацаны с ротвейлером; возле эконома – другое.

      И все же: вслух читал только раз, на набережной, без нее. Я был пьян, словно динамик, я передавал всем телом. Хлопали отовсюду. Шел "пророк", звучал Лермонтов.

      Пушкин, Лермонтов… а тут – Маяковский. Долго ходил, примеривался. Шестнадцать лет, плакал два раза. Первый раз – дико, сильно: редкий зверь прорывался наружу. Второй раз скромнее, ночью: виной – Маяковский.

      На семинаре студент спросил: "Вы "как закалялась сталь" читали? Ну как, не пустили слезку? " Говорит, тоже на руках ходит. Из Питерки.

      Прекрасное горит, сжигая,

      горит, живому жизнь заря,

      твоя вселенная живая.

      Пока ты жив – сжигай, горя, -

      Леха читал, захлебывался, дрожал. Он исполнял гимн нашей страны и примерялмедали.

      Я шел в погреб, давно, не помню. А со мной – строчки. Это надо – одна строка, охватившая Россию. Мелколесье. Степь и дали. – Вот и понимай. – Есенин.

      Говорить СКАЧАТЬ