принимал их, но затем он стал отказываться от них, поняв, чего от него ожидали и что с ним обращались, как с проституткой. Даже его рабыни стали предлагать ему себя. Он велел бить их кнутом и продал их в маленький публичный дом Ракоты. Тогда его рабы, подкупленные подарками, открыли его двери незнакомкам, которых он, по возвращении домой, находил перед своим ложем, и в позах, не оставлявших никакого сомнения относительно их страстных намерений. Мелкие предметы его туалета исчезали один за другим; не одна женщина в городе имела его сандалию или кушак, кубок, из которого он пил; даже косточки плодов, которые он ел. Если он на ходу ронял цветок, то он уже больше не находил его позади. Они собрали бы даже пыль, раздавленную его обувью. Не говоря о том, что это преследование делалось опасным и грозило убить в нём всякую чувствительность, он достиг такого периода юности, когда мыслящий человек считает необходимым провести в своей жизни грань между вопросами духа и потребностями плоти. Статуя Афродиты-Астарты доставила ему великолепный предлог для этой нравственной метаморфозы. Всё, что в царице было прекрасного, всё что можно было придумать идеального в области гибких линий её тела, все это Деметриос выразил в мраморе и с той поры он вообразил, что ни одна другая женщина на земле не может подняться на уровень его мечты. Предметом его желаний сделалась его статуя. Он, обожал ее лишь одну и безумно отделял от плоти высшую идею богини, которая была бы ещё более неземной, если бы он связал ее с жизнью. Когда он снова увидел царицу, она показалась ему уже лишённой всего того, что было её прелестью. Некоторое время ещё он мог с ней обманывать свои беспредметные вожделения, но она в одно и то же время и слишком отличалась от той, другой и слишком походила на неё. Когда, выходя из его объятий, она в изнеможении падала и засыпала на месте, он глядел на нее так, как будто посторонняя женщина самовольно заняла его ложе, приняв образ любимой. Её руки были более стройны, её грудь более заостренной, её бедра более узки, чем у настоящей. У ней не было в паху тех трёх складок, тонких, как линии, которые он высек в мраморе. Кончилось тем, что он почувствовал пресыщение ею. Его обожательницы узнали об этом и, хотя он не прерывал своих ежедневных посещений царицы, однако, сделалось известным, что он перестал быть влюбленным в Беренису. И ухаживания за ним возобновились с новой силой. Он не обращал на это внимания. Действительно, перемена, в которой он нуждался, была иного свойства.
Редко бывает, чтобы между двумя любовницами, человек не имел промежутка в который он не увлекся бы вульгарным развратом. Деметриос всецело предался ему. Когда ему более, чем обыкновенно, было противно идти во дворец, он уходил ночью в сад священных куртизанок, окружавший храм со всех сторон.
Женщины, находившиеся тут, не знали его. Впрочем, все они были так пресыщены любовными похождениями, что не могли больше ни кричать, ни плакать и потому его не беспокоили здесь те страстные жалобы разъяренных кошек, которые так раздражали его у царицы.
Разговор, который он вёл был незамысловат и непринужден. Визиты истёкшего дня, предполагаемая погода следующего дня, нега травы и ночи – таковы были полные
СКАЧАТЬ
