На меже меж Голосом и Эхом. Сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян. Отсутствует

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ другими вещами. Только обратив ее в пепел и вдруг получив внутреннюю свободу, я понял, что это был мой какой-то враг» [Хлебников 1930, IV, 115—116]. В литературу этот психологический опыт претворился еще раньше. Так, в поэме «Внучка Малуши» (1908—1910?) училицы (студентки) женского всеучбища (университета) сжигают свои наглядные пособия, учебники и книги (к сожалению, отбор имен до сих пор не ясен):

      Сюда, училицы младые,

      В союз с священными огнями,

      Чтоб струи хлябей золотые

      От нас чужие не отняли. <…>

      В этом во всем была давно когда-то дерзость,

      Когда пахали новину.

      Челпанов, Чиж, Ключевский,

      Каутский, Гебель, Габричевский,

      Зернов, Пассек – все горите!

      Огней словами – говорите!

      Поэма заканчивается утверждением того же действа:

      И огнеоко любири

      Приносят древние свирели…

      При воплях: «жизни сок бери!»

      Костры багряны[е] горели…

      В «Разговоре двух особ» <1912> находим: «Я тоскую по большому костру из книг. Желтые искры, беглый огонь, прозрачный пепел, разрушающийся от прикосновения и даже дыхания, пепел, на котором можно еще прочесть отдельные строки <…> – все это обращается в черный, прекрасный, изнутри озаренный огнем цветок, выросший из книги людей, как цветы природы растут из книги земли, хребтов ящеров и других ископаемых» [Хлебников 1933, 183]. Те же мечты отзываются, несомненно, и в стихотворениях «Слава тебе, костер человечества…» (1920), и в «Единой книге» (<1920>, 1921; включено в «Азы из узы», <1920—1922>); в обоих названа цель пожара – «мировой язык» и новая «единая книга» земли, вероятно, написанная на этом языке:

      И на обложке надпись творца:

      Имя мое, письмена голубые.

      Ср. тот же цветовой эпитет в «Слава тебе…»:

      Слава тебе, костер человечества,

      Светлый, гори!

      Ты, голубое отечество,

      Видно вдали.

      Наконец, в «Бое в лубке» (1915), вошедшем потом в «Войну в мышеловке» [1919 (1915—1918)], в строках, прославленных еще Р.О. Якобсоном, новое творчество, как новое сотворение мира, тоже оказывается возможным только после вселенского пожара:

      И когда земной шар, выгорев,

      Станет строже и спросит: кто же я?

      Мы создадим «Слово о полку Игореве»

      Или же что-нибудь на него похожее.

      Мы видели, что в «Огнивом-сечивом…», как в зародыше, заключены зачатки будущих тем и идеологии, очень важных для Хлебникова: тема певца-демиурга, тема огненного творчества, с одной стороны, жреческого и молитвенного, с другой – беспощадно разрушающего. Из этого соположения противоположных идей в последние годы его творчества возник конфликт, связанный с осмыслением извращенного новой властью строительства будущего.

      Проследив развитие мотивов и образов нашего стихотворения и сравнив их контексты, я предлагаю интерпретировать «Огнивом-сечивом…» как маленькую пьесу о замысле мира, когда прежнее СКАЧАТЬ