Все, что ты только сможешь узнать. Николь Чжен

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ вручила мне в детстве – важнейшим в том, что касалось выживания, – было разрешение вообразить мир, который в моем «белом» родном городке просто невозможно было увидеть. Только на бумаге я могла создать мир, который казался лучшим, казался правильным, и жить в нем. Я по-прежнему оставалась одиночкой в школе, в семье и в своем городке, зато могла заполнять блокнот за блокнотом историями, в которых иногда фигурировали мои первые герои-американцы азиатского происхождения. Наверное, с детством оставалось только смириться и стойко терпеть его, но во взрослой жизни человек получал возможность выбирать собственные декорации, создавать собственную историю.

      Так что я позволяла своим персонажам вырастать, хотя, конечно же, почти ничего не знала о взрослом мире, и селила их в домах на горах и гламурных квартирах в больших, в основном безымянных городах, наполняя их жизнь, работу и истории людьми самого разного происхождения, людьми, которые видели и понимали их. Думаю, в то время я не сознавала, какой это был вызывающий и оптимистичный поступок – пытаться заявить права на такого рода жизнь с помощью историй, которые я все больше и больше приближала к своей собственной. В большинстве опубликованных сюжетов усыновленные/удочеренные герои – все еще не взрослые, не те люди, чьи способности, действия или желания имеют значение. Мы – младенцы в сиротском приюте; мы – дети, которые не вписываются в среду; мы – неприкаянные души, за которые сражаются наши приемные семьи; объекты надежд, символы дразнящего потенциала, родительского великодушия и исполненных желаний. Нас хотят, находят или спасают, но в этих историях мы никогда не взрослые, никогда не принадлежащие сами себе.

      В детстве сочинительство стало моим способом смотреть вперед, в неизведанное будущее, то будущее, которое так редко бывает у приемных детей из придуманных историй. Способом воображать, что оно в чем-то будет лучше. Вполне может быть, что мои родители этого не ждали или не понимали в полной мере, зато поощряли, покупая мне сначала блокноты, а потом и целый ряд подержанных электрических печатных машинок и компьютеров. Они читали то, что я осмеливалась показать им, и никогда не укоряли меня за часы, которые я проводила за работой, воображая эти иные реальности.

      Обращение к историям, созданным моим собственным воображением, в поисках убежища и спасения не означало, что я перестала жалеть, что не являюсь кем-то другим, кем-то белым. Этой перемене предстояло произойти позже, и свершилась она настолько исподволь, что я никак не смогла бы назвать точный момент, когда прежние вероломные желания испарились. Не обрела я и истинного ощущения себя как кореянки – ни в Сиэтле, ни в какой-либо иной момент до того, как стала взрослой; у меня по-прежнему не было четкого представления ни о том, что это означает, ни о том, чего я лишилась. Даже если бы меня спросили, я бы почти наверняка отказалась брать уроки корейского или ездить в «культурный лагерь» для усыновленных/удочеренных, как многие делают СКАЧАТЬ