Царская карусель. Мундир и фрак Жуковского. Владислав Бахревский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ нас теперь души соловьиные! – сказала она тогда. То было в мае.

      Он поспешил в свой флигелек. Записал стихи и, помедлив, вывел вверху «Майское утро».

      В душе что-то совершалось, и это непонятное требовало выхода. Перо само побежало по бумаге, занося на лист торжественную музыку печали. Майская ночь стояла перед глазами и – часовня.

      «Как величественно это небо, распростертое над нашим шатром и украшенное мириадами звезд! А луна? – Как приятно на нее смотреть! Бледномерцающий свет ее производит в душе какое-то сладко уныние и настраивает ее к задумчивости… Живо почувствовал я тут ничтожность всего подлунного, и вселенная представилась мне гробом. “Смерть, лютая смерть! – сказал я, прислонившись к иссохшем дубу. – Когда утомится рука твоя, когда притупится лезвие страшной косы твоей и когда, когда перестанешь ты посекать всё живущее, как злаки дубравные?… Ты спешишь далее, смерть грозная, и всё – от хижины до чертогов, от плуга до скипетра – всё гибнет под сокрушительными ударами косы твоей”».

      Он услышал самого себя, голос свой, произносящий грозные слова о грозной судьбе человечества. Мешали слезы, он писал почти вслепую, сдерживая рыдания:

      «И я, и я буду некогда жертвою ненасытной твоей алчности! И кто знает, как скоро? Завтра взойдет солнце – и, может быть, глаза мои, сомкнутые хладною твоею рукою, не увидят его. Оно взойдет еще – и ветры прах мой развеют».

      Перо выпало из руки. Он плакал, и не потому, что было жалко жизни своей. Свершилось! Он – поэт.

      – Варвара Афанасьевна!.. Варвара Афанасьевна!..

      Он знал, чье это благословение.

      Снова взял перо и на оставленном вверху листа свободном месте написал: «Мысли при гробнице».

      Поэт – существо надмирное.

      Василий Андреевич впал в задумчивость.

      Бродил возле мельницы, глядя в омут. Часами сиживал на Васьковой горе. Ладно бы молился али с девицею. Ан, нет. Сидел, глядел, и – вздыхал.

      Встревожилась Мария Григорьевна. Коли пошли вздохи – беда! Из-за карамзинской Лизы немало вздыхающих утопилось. Всё от нежного сердца.

      Барыня, недолго думая, устроила смотр дворовым девкам. На Агапку пал выбор.

      Сводили девку в баню, причесали, в сарафан нарядили, в таких сарафанах барыньки пастушками прикидываются. Шелковый, шитый с хиростями: не мешком, а чтобы и стан, и всю притягательную пышность выказать.

      Девка попалась, слава богу, не дура. Грамоте маленько была научена. Вот и посадили ее в тенечке, против флигелька Василия Андреевича книжку читать.

      Как Агапку не приметить! Белолица, волосы – золото, глаза – черные алмазы.

      Подошел Василий Андреевич, полюбопытствовал, что за книжка. Обрадовался:

      – Херасков! Михаил Матвеевич, мой учитель. Не учитель, конечно, но экзамены мы ему сдаем. Нравятся стихи?

      – Нравятся, – сказала Агапка, оробев. – Токмо не больно понятные.

      Покидает солнце воды

      И восходит в высоту,

      Ясный день всея природы

      Открывает красоту. СКАЧАТЬ