Название: Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века
Автор: Сборник
Издательство: НЛО
Жанр: Культурология
Серия: Studia Europaea
isbn: 978-5-4448-1033-0
isbn:
Изученные документы показывают, что языки воспринимаются не только как самостоятельные предметы, но в первую очередь как часть более широкой и продуманной учебной программы. Образовательная модель, позволяющая избежать ученого подхода и длительного периода изучения латинской грамматики, присущих школьной системе, опиралась на теорию (а в некоторых случаях и практику) обучения на основе национального языка, что подразумевало быстрое получение информации, полезной как с профессиональной точки зрения, так и с точки зрения социабельности. Применяемые в качестве средства обучения или усвоенные посредством чтения, сочинения и перевода, национальные языки являлись одновременно объектом изучения и инструментом трансляции культуры и ее усвоения.
Михаил Киселев, Анастасия Лысцова
Проблема дворянского образования в публицистике и в правительственной политике Российской империи на рубеже 1750‐х и 1760‐х годов[339]
Как отмечал в 1936 году Г. А. Гуковский, «в середине XVIII века уже сравнительно значительный слой дворянства взялся за созидание этой новой [дворянской – М. К., А. Л.] культуры, причем взялся сам, а не при помощи наемников, и взялся не по приказу власти, а независимо от нее, намереваясь, наоборот, повлиять на самую эту власть»[340]. Конечно, сословное происхождение едва ли могло полностью предопределять идейные предпочтения и взгляды авторов. Более того, в рамках формально единого сословия конкретные акторы могли занимать разные позиции. В частности, для российского дворянства на протяжении XVIII века была актуальна проблема внутрисословного равенства[341]. Также следует заметить, что граница между дворянством и государством (властью) не была непроницаемой. Более того, такая граница имела очень условный характер, так как государство как организация представляло собой поле взаимодействия различных социальных элементов, в первую очередь именно дворян. Тем не менее сословное положение предрасполагало как к социальной саморефлексии, так и к той или иной реакции на поступки окружающих, имевших более высокое/низкое происхождение или внутрисословное положение[342].
Если вернуться к наблюдениям Г. А. Гуковского, то, хотя и с оговорками, следует признать, что именно с середины XVIII века можно говорить СКАЧАТЬ
339
Статья подготовлена при поддержке Российского научного фонда, проект № 14–18–01873 «Границы и маркеры социальной стратификации в России XVII – ХХ вв.». Введение и первый раздел написаны М. А. Киселевым и А. С. Лысцовой, второй и третий разделы – М. А. Киселевым.
340
341
342
Например, А. П. Сумароков в письмах к И. И. Шувалову заявлял, что он «дворянин и офицер» и что «я не граф, однако я дворянин» (Письма русских писателей XVIII века. Л., 1980. С. 73, 77). В то же время В. К. Тредиаковский в 1761 году в предисловие к переводу