Как было и как вспомнилось. Шесть вечеров с Игорем Шайтановым. Отсутствует

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ сохранилось, главным образом, в цитатах у последующих писателей или в произведениях противников, которые полемизировали и при этом давали трибуну своему противнику, скажем, тому же Гераклиту, цитировали с целью или превознести или с целью опровергнуть его, приводя из него наиболее важное, наиболее яркое²².

      Во время одной из наших первых встреч с А. Фейнбергом я услышал, что у него есть идеи по поводу «Песен западных славян». Потом он оставил на время эту работу, поскольку его идеей воспользовался С. Бобров, в юности – поэт, основатель вместе с Н. Асеевым и Б. Пастернаком футуристических групп, а в те годы – известный стиховед, близкий знакомый семьи Фейнбергов. В его статье о русском тоническом стихе есть такая сноска: «В заключение я хочу с благодарностью отметить, что на духовные стихи как на возможный источник литературного вольного стиха мне было указано М. Л. Гаспаровым, а также студентом МГУ А. И. Фейнбергом»²³. Саню огорчило, что идея – хотя и с благодарностью ему – ушла. Впрочем, оставалось много других. Пушкинская лирика продолжала его интересовать именно как единое целое, во всяком случае, как художественное единство с общим для нее законом. По его мнению, творчески, и прежде всего в лирических стихах, Пушкин компенсировал невозможность для себя вести откровенные личные записки. Несколько раз начинал их, уничтожал, – реконструкции их судьбы и сохранившихся частей посвящена одна из самых известных работ Фейнберга-старшего.

      Жизнь записывалась лирическим шифром. Сама по себе эта мысль не нова. Понимаемая с прямолинейной последовательностью, она не раз бывала поводом для неверных или курьезных биографических проекций в пушкинское творчество. Получалось это всякий раз, когда пренебрегали сложностью пушкинского языка, забывали, что главная загадка – сам этот язык. Если отнестись к пушкинскому образу как к досадному препятствию на пути к биографической тайне, то остается одно – разбить образ, чтобы завладеть тайной. Разбить – удавалось, но и тайна ускользала.

      Саня любил пушкинскую метафору «магического кристалла» как образа художественного произведения. Он говорил, что, как и многое у Пушкина, ее нужно понимать почти буквально, ибо образ у Пушкина всегда кристаллически структурен, и лишь вглядываясь в него, сквозь него, на его глубине можно различить подлинный проблеск документальной основы. Лет за пять до своей гибели Саня, кажется, впервые сказал, привычно занижая важность дела сниженностью слова, что «“раскатал” лирику Пушкина, но этого не расскажешь, нужно записать» и что скоро он это сделает. Тогда покажет. В бумагах его отца сохранился листок, на котором зафиксированы обсуждавшиеся ими Санины замыслы:

      Саня. Цепочки

      1) «Пора, мой друг, пора»

      (N. B. Восп. вдовы Нащокина)

      «Новоселье» («Домик малый»)

      2) Д-Жуанский список.

      Зизи и «Нина»

      («Зимняя дорога») Считалось, что к ней СКАЧАТЬ