Театр семейных действий (сборник). Галина Климова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ под небом чужим…

      И я подголоском: О, караван!

      Кто из нас гость нежеланный в такой-то стране?

      Я видела сны:

      там – небо из рваных ран,

      там – сын мой.

      Я знаю,

      когда он впервые

      всплакнёт обо мне.

      Дом моего детства, место счастья, – маленькая банька, с первого взгляда – вылитая украинская хата: низенькая, беленая, об одном близоруком окошке. А в саду – зима. И никуда не уходит, не проходит, как затянувшаяся болезнь. Пока я болела, научилась рисовать портреты (в три четверти) горбоносой Консуэло и балерин в шопеновских пачках, не подозревая о Дега и Зинаиде Серебряковой. Но, главное, я взрослела, впервые обнаружив личное пространство, где на свободе жил мой внутренний человек. С подружками стало скучновато. И неожиданно, прямо под боком я разглядела чудо. На стене, где тахта – самодельный пружинный матрас на деревянных чурбачках – висел ковер: лохматый, дремучий, с хороводом крупных алых роз, разметавшихся упитанными листьями по черноземному полю. На левом боку лежать было никак нельзя: сердце играло в табун взбесившихся лошадей.

      Но эти розы были мне нужней и полезней лекарств. Я поворачивалась к стене лицом, водила пальцами по лепесткам, расправляла листья, гладила – против шерсти – теплое поле, трогала стебли, и они кололись, как живые.

      Вот с кем хотелось дружить. Вот кого полюбила.

      Нигде ничего похожего я потом не видела.

      Почему тогда же не спросила, откуда он, этот ковер? Почему я так нелюбопытна? Может, это подарок? Или богатый трофей с Русско-турецкой войны?

      После многочисленных переездов ковер пропал. И вдруг в Софии, в доме-музее поэта Ивана Вазова, я увидела свой детский ковер. И розы эти – снова мои подруги, сочинительницы стихов. Но теперь у них болгарские имена: Калина, Елка, Росица, Драга… Встретились через сорок лет, чтоб узнать друг друга.

      Это был губер.

      О старом ковре

      не вспоминала с тех пор ни разу,

      он как бы умер.

      Но через сто лет

      в Софии, в доме, где жил Вазов,

      меня пригвоздило буквально

      то ли слово, то ли имя губер.

      Здесь на постели у Сыбы, в спальне,

      в ритме строго орнаментальном —

      цветник доморощенный… Но откуда

      средь жалости пчелиного сброда

      и грубо разношерстного люда

      рослые розы в траве,

      как на старом ковре?

      Ручная работа, XIX век.

      Это типичный болгарский губер.

      В Родопах почти у всех.

      Не одичал, не вымерз, не умер,

      пока в Москве шел за снегом снег.

      Будто в хитонах, все, как одна,

      в бутонах кустарных гуляют по кругу

      дикая роза – чья-то жена,

      роза-сестрица и роза-подруга.

      В воздухе носятся имена:

      Калина, Калинка —

      моя половинка,

      Росица,

      чьи мочки нежней лепестка,

      дражайшая Драга —

      взрывная, как брага,

      и Елка – в белом стихе легка.

      Мне СКАЧАТЬ