Красный закат в конце июня. Александр Лысков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Устремил учитель на терпение и выгоду, и парень не свернул.

      К зрелости своей, к 1525 году, после смерти отца, всю наследственную землю засевал льном.

      Сам лён трепал, вычёсывал. Складывал в засек.

      И всю зиму ткал.

      Теперь уже нитяной стан лежал перед ним, а не торчком стоял, как у матери. Полотно собиралось у него в локоть шириной, а не в четверть, как у неё.

      И набивка действовала от удара ногой по доске.

      Кудели накопилось полный сарай. Скоро она пошла на сторону.

      Брали соседские бабы. Возвращали клубками пряжи.

      И такой, примерно, происходил у них при этом разговор:

      – Вот тебе, Геласий Никифорович, двенадцать клубков.

      – За мной, Катерина, значит локоть крашеного. Каким цветом желаешь?

      – Ты мне дай еще кудели, Геласий Никифорович. Чтобы четыре локтя вышло. А цвет желаю – синь-небо!

      Тут надо сказать, на поневу-то (на четыре локтя крашеного полотна) и не нужно бы бабе прясть сорок восемь клубков. Достаточно половины.

      Но должно же достойно оплачиваться таинство ткача и красильщика! Не монетой, так продуктом. То есть пряжей. И никаких тёмных подозрений, завистливых соображений при этом не возникало. Ещё и с подношеньицем кланялись Геласию за постав, от чистого сердца… Ну, а коли у какой-то бабы с прялкой не ладилось, а сарафан крашеный был невтерпёж, тогда приходила она в Успенье лён теребить, невелика наука.

      В таком случае за цветастый аршин поставить она должна была пять суслонов. А в неуродистый год все десять.

      И шли.

      Замечали на льнище за тереблением Еньку-Енех – матушку Геласия, спускались к ней под руку снохи братьев Ивана и Анания.

      Ещё из Сулгара угорки набегали…

10

      «… И стяжал он богатства от трудов своих на земле, и стал торговать на прибыль и пользу себе…» – эти слова в Завете словно с Геласия были списаны, когда он в зимнюю ночь запрягал коня в широкие пошевни.

      Настраивался на одоление, бодрился.

      Хлопал рукавицами, отпугивая мрак.

      Туже затягивал кушак на кожухе.

      Рёхал на пробив пути…

      В избе за слюдяным оконцем дрожал огонёк лучины.

      Матушка Енька-Енех в суконном опашне горюнилась на крыльце. Фыркал конёк, откормленный в дальнюю дорогу.

      Избаловался якутёнок – теперь только сено ему подавай. Ну, так ведь и не в табуне бродить, одно своё брюхо таскать – тогда не сдох бы и на подснежной травке.

      Нынче у коня тяжкий упряг. В кожаных мешках два десятка поставов крашенины.

      Да воз сена на подсанках.

      Полпуда в сутки подай возница «горючки» тягловой скотине, а сам весь путь позади бреди.

      С устатку разве что рукой о копыл обопрёшься…

      До Важского городка три дня пути по застывшим ухабам, по вихлявой дороге чуть шире тропы.

      Ночевать в лесу у костра.

      Для обороны – топор.

      И мороз, мороз…

11

СКАЧАТЬ