Тихие яблони. Вновь обретенная русская проза. Сергей Дурылин

Чтение книги онлайн.

      Брат не сразу привыкал к чужим людям и молчал при них долго, и няня опасливо посмотрела было на Егорушку. Но брат, сидевший с краю, ближе всех из нас к Егорушке, стал тесниться к ней, и около него очистилось местечко. Егорушка и занял его не все. Он полез в карман и, вытянув оттуда кусочек воска, подал брату:

      – На-ко птичку, на-ко птичку, малец, – вот поет, вот поет!

      – Замечайте, – шепнула няне Параскева, – он неспроста.

      А брат, взяв «птичку», взял со своей тарелки пряник, облитый сахаром, и подал Егорушке:

      – А я тебе пряник!

      Монах рассмеялся тут – добрым, старым смехом, удивленным каким-то, – и развел руками:

      – Ну, что за дитя! Прямо сердце! Простое сердце! На тебе, говорит, пряничек! Это блаженному-то, блаженному…

      А Егорушка встряхнул волосами и сказал:

      – Блажен, блажен, а Господь Преображен.

      – Сегодня не Преображенье, Егорушка, а Усекновенье, – сказала монахиня с волосиками.

      – И усекновен, и блажен! – мотнул головой два раза.

      – Это он про Предтечу, – шепнула монахиня.

      А Егорушка опять полез в карман и, достав оттуда медную пуговку, протянул ее мне. Я взял и, смутившись, встал, не выходя из-за стола, и низко поклонился ему:

      – Благодарю вас.

      Сказал я это так, как учили нас говорить старшим.

      Монах опять развеселился.

      – Господь посреди нас…

      Егорушке налили чаю, и он пил его, откусывая маленькие кусочки сахару и макая их в чай.

      – Хорошо ли молился сегодня, Егорушка? – спросила монахиня с волосиками.

      И впервые тут заговорил мужик в армяке, все время молчавший. Он покачал головой и сказал:

      – Господь знает, хорошо ли, плохо ли. Не вопрошай.

      И замолчал опять.

      Мать Параскева, словно вспомнив о нем, обратилась к мужику:

      – Чем еще попотчевать вас, Демьян Иванович? Ничего не кушаете.

      Он отвечал:

      – Бог напитал, никто не видал, а кто и видел, тот не обидел… Матушку увижу ль?

      – Увидите, увидите! Скажу матушке.

      Параскевушка ушла к бабушке, а мужик, выйдя из-за стола, три раза перекрестился на образа и поклонился нам всем со словами:

      – За чай, за сахар, за беседу.

      Мы с братом оба взглянули на него, и брат заблестел глазами и, изогнувшись из-за няниной спины, шепнул мне:

      – Дядя Сарай!

      В самом деле, мужик был огромного роста – такого огромного, что он, видно, привык сгибаться и уже не разгибался, должно быть, и в высоких комнатах. Правая рука у него была желта, как шафран, а левая – белая, в черной бороде были правильные белые полоски, как снегом напушенные, от губ до конца бороды, и брови седоваты, а волосы на голове, в скобку, совершенно черные, а глаза – большие, темно-серые, с синеватыми, крупными белками.

      Нам СКАЧАТЬ