Каторга. Влас Дорошевич

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ там! – смеются больные. – Старостой был в «номере», за воровство прогнали. Вот теперь и стыдно в «номер» глаза показать. То все спал на своей наре, а теперь пошел на общую. Был староста, «начальство», «чиновник», а теперь – такой же каторжный.

      Каторга смеется.

      Бедняга, видимо, сильно страдает от уязвленного самолюбия.

      – Ты что, старина?

      – Богодуль я, вашескородие! Ни к чему не способный человек!.. Всем и себе лишний. Так вот живу, только паек ем!

      – А много лет-то?

      – Лет-то не так, чтоб уж очень много, да побоев многонько. Из бродяг я, еще в Сибири ходил бродяжить. Участь хотел переменить. Споймали, так били – сейчас отдает. Ни лечь ни встать. Нутра, должно уж, у меня нет. Тяжко здесь сидеть-то, ох, как тяжко! Ну, да теперь уж недолго осталось… Теперь недолго…

      – Срок скоро кончается?

      – Нет. Помру.

      Рядом хроник-чахоточный.

      – На ту бы сторону мне. Я б и поправился…

      – А ведь ему ужасно в этом воздухе быть, доктор?

      – Да… да… Ну, да что ж делать!

      Женская тюрьма

      Она невелика.

      Всего один «номер», человек на десять. Женщины ведь отбывают на Сахалине особую каторгу: их отдают в сожительницы поселенцам.

      В тюрьме сидят только состоящие под следствием.

      При нашем появлении с нар встают две.

      Одна – старуха-черкешенка, убийца-рецидивистка, ни звука не понимающая по-русски.

      Другая – молодая женщина. Крестьянка Вятской губернии. Попала в каторгу за то, что подговорила кума убить мужа.

      – Почему же?

      – Неволей меня за него отдали. А кума-то я любила. Думала, вместе в каторгу пойдем. Ан его в одно место, а меня в другое.

      Здесь она совершила редкое на Сахалине преступление.

      С оружием в руках защищала своего сожителя.

      Он поссорился с поселенцами. На него кинулось девять человек, начали бить.

      Тогда она бросилась в хату, схватила ружье и выстрелила в первого попавшегося из нападавших.

      – Что ж ты полюбила его, что ли, сожителя?

      – Известно, полюбила. Ежели бы не полюбила, разве стала бы его собой защищать, – чай, меня могли убить… Хороший человек; думала, век с ним проживем, а теперь на-тко…

      Она утирает набежавшие слезы и принимается тихо, беззвучно рыдать.

      – Ничего ей не будет, – успокаивает меня смотритель. – Осудят, отдадут на дальнее поселение опять к какому-нибудь поселенцу в сожительницы… Женщины у нас на Сахалине безнаказанны.

      Действительно, с одной стороны – как будто безнаказанность.

      Но какое наказание можно придумать тяжелее этой «отдачи» другому, отдачи женщины, полюбившей сильно, горячо, готовой жертвовать своей жизнью.

      Не пахнуло ли чем-то затхлым, тяжелым на вас? Отжитым временем? Крепостным правом, когда так спокойно «отдавали», играя чужой жизнью и сердцем?

      Изо СКАЧАТЬ