Тихая Виледь. Николай Редькин

Чтение книги онлайн.

      И сам покровец поднял вверх руку, прося тишины:

      – Товарищи, что бы мы с вами ни говорили, а по едокам – это справедливо…

      Тут уж Дарья не утерпела:

      – Какая тут справедливость! Вон Нефедко с сыновьями своими, дуботолками, ведь бороздки в лесу не сделали!

      – Ой уж Дарья! – только и сказала Окулина и отвернулась.

      – А ты мне рот-от не затыкай! Землю захотели готовенькую получить? А распашите-ко целину сами, не надейтесь на готовенькое-то…

      Михайло старался говорить обстоятельно:

      – И как это вы собираетесь делить? В Подогородцах у нас одна земля – урожайная; а в лесу, на роспашах, уж не та земелюшка. И кому же какая достанется?

      – Вся земля будет перемериваться, – убеждал покровец, – и хорошая, и плохая, и каждому намеряют и той, и другой, по справедливости…

      – Запутаете все! – не верил Михайло.

      – Да ничего мы не запутаем. Землемеры будут работать.

      Под кедром еще долго шумели. Уж стали расходиться, когда показался из-за угора Захар на Ванюхе. Подъехал к народу, Ефима кликнул:

      – Шура-то тебе двух девок родила… Услышал весть эту Евлаха – загоготал:

      – Ну и Шура! Вся-то в Ваську…

      Но тут и Ефим, к удивлению мужиков, засмеялся во весь рот:

      – Девок так девок! Земли больше дадут!

      На него оборачивались: на-ко, девкам обрадовался!

      – А чего теперь девок-то бояться, – шумели бабы, – всем земли намеряют…

      Счастливая Поля не сводила глаз с Ефима, таинственно улыбалась и как бы говорила: «А я ведь сказывала тебе, обрадуешься. Али запамятовал?»

      LIV

      На собрания Поля ходила с охотой, весело ей было на народе спорящем, кричащем-говорящем. Одно только настораживало и неловкость душевную вызывало: за столом начальственным сидел не Захар, Евлампий, не тятенька ее Михайло – мужики степенные да уважаемые, а Степа ее. В укроминке души ей и радостно было, что муженек ее, которого прозывали не иначе как Лясником, нынче, при новой-то власти, в начальники вышел.

      Но не могла она чувство обороть, уже однажды возникавшее в ней и теперь покоя не дающее, что все, что Степан говорит, делает, объясняет, и то, к чему словами правильными призывает, – все это не то, не его – чужое! И потому не может он, не должен ни говорить, ни делать, ни призывать. Она уж давно чувствовала, что он не такой, как прежде, а какой – толком и ответить себе не могла.

      Но было в нем что-то еще, чего прежде никогда не бывало. Он словно из краев далеких, с войны этой братоубийственной привез одёжу невидимую, надел ее, себя скрыв, и носит ее, не снимает. Дома он казался ей прежним, родным, своим; все так же ворчала на него матушка – сдергивала с него покров невидимый. И как милы были теперь Поле свекровины ворчания! Но вот он вышел за порог, на улицу, к народу ушел – и уж не тот, не такой. Не ее Степка. Виданое ли дело: ране только к Нефедку вдругозьбу ходил да с сыновьями его бражничал, СКАЧАТЬ