Тихая Виледь. Николай Редькин

Чтение книги онлайн.

      ХLIV

      …И для Ксанфия наступили счастливые денечки: в Пасху, в светлый и радостный праздник торжества жизни над смертью, брат Евлампий вынес его на улицу, посадил под окно.

      Бледный, худой, с впавшими щеками, Ксанфий с наслаждением втягивал свежий воздух, наполненный запахами оттаявшей земли, радовался яркому солнцу. На лице его застыла улыбка: открыл Ксанфий рот и, оглядывая мир пасхальный, забыл его закрыть.

      Но вот он задрал голову так, что небо, синее-синее, оказалось совсем рядом, легло на глаза, навалилось всей своей безмерной синью.

      Опустил Ксанфий глаза в землю, потер их рукой и стал наблюдать за двумя козлухами, что у изгороди глодали кору вербы. Вот одна коза другой козе не понравилась, куст подружки не поделили. Отскочили в сторону и принялись биться рогами-головами. Дурехи! А бились-то со знанием дела: обе, как по команде, на задние ноги приподнимались и лоб в лоб ударялись.

      Побились-поколотились и опять разошлись куст глодать. Одна гложет. И другая гложет. Ксанфий наблюдает.

      Он любил коз. Особенно любо было ему, как аккуратные козьи мордочки едят, губами перебирают. Часами бы глядел.

      Но вот, дурехи, опять биться излаживаются. Поднялись – и лоб в лоб. Только рога звенят…

      ХLV

      – Ну вот, слава Богу, и ты на улицу выехал. – К Ксанфию привернул Ленька Котко, живший через два дома от Евлахи. – Христос воскрес! – Ленька присел на завалинку.

      – Воистину воскрес! – перекрестился набожный Ксанфий, не взглянув на Леньку.

      Тот тяжело вздохнул:

      – Вот тебе, брат, и праздничек! Муторно на душе. Чуял ли, в Покрове-то… – Леньке, видно, не терпелось пошуметь о своем, сердечном, и подбирался он к Ксанфию, нащупывал: может ли Ксанфий поддержать разговор душевный?

      – Да, чуял… – отвечал тот, и смотрел он сейчас не на коз, а вдаль, туда, где у высоких качель под кедром собралась густая толпа молодежи. Сюда долетали смех и крик.

      Копры качель глухо поскрипывали. Два парня за веревки, привязанные с боков, качели раскачивали. На них сидел Афоня Осипов с дочерью Васьки, недоростком Нинкой. Чем выше качели поднимались, тем страшнее было – у Нинки дух захватывало!

      – Моя-то в прошлое воскресенье пришла из Покрова, – продолжал Ленька, – вербу за иконы засунула и молится – не попускается. Обрядилась – и опять в угол, под иконы. Потом где-то отошла, поуспокоилась да и говорит: «Знамение страшное! В день Входа Господня в Иерусалим нас, грешных, в храм не пустили…»

      Кто-то из молодежи подал качающимся подаровку – уледь, да, видно, неловко.

      Сразу несколько голосов кричали:

      – Подавай как следует! Куда бросаешь? Лапоть возьми – летит дальше!

      Нинка протестовала:

      – Не надо лапоть, пинать болько! А Ленька не умолкал:

      – Всю неделю моя баба как чумная ходила. А вчерась надумалась СКАЧАТЬ