этих знаках и остаточных реакциях, с какими окружение рефлекторно реагировало, согласно свидетельствам прошлого и настоящего, приходя в соприкосновение с внешним чужим миром. Было что-то в этом окружении от подлинного женского начала, когда там понемногу доходило, что должного впечатления не производится: оно не старалось измениться, не умея этого, – оно начинало мстить за свою непривлекательность. Из благоразумных соображений Гонгора прилагал некоторые усилия, в лучших традициях предусмотрительности сторонних наблюдателей, оставаться незаметным и самодостаточным, но и в нем в конечном итоге распознавалась нечто заведомо чуждое, неживое и за рамками общепринятого. Как бы то ни было на самом деле, врожденная и развитая способность ориентироваться в темноте (самой непроглядной ночью без света он ориентировался почти как кошка и с детства не боялся темноты) относилась им к числу необходимых достоинств. Только ночью лес оживает по-настоящему. Темное время суток он открывал для себя, как открывают дверь, чтобы сделать последний шаг, тому, кто не нес в своем сознании особой установки и ощущения глубокого покоя и дома, понять его было бы трудно. Без звезд он мог почти безошибочно определить северное направление – надо было только на время прикрыть глаза, успокоиться и ни о чем не думать. Он сам не сумел бы определенно сказать, как это у него получалось, причина могла лежать в стародавнем, еще с детства, обыкновении усаживаться, делая из инерции своего сознания тему для медитации, лицом на север, между делом настраивая некие мозговые синклинали в унисон с геомагнитными линиями. Долгое время он расстраивался по тому поводу, что у него слишком хорошее зрение, и он не мог носить очки: он знал, что очки ему бы пошли, в них он смотрелся бы чуть естественнее. Дурость эта в конце концов прошла, правда, любовь к хорошим солнцезащитным очкам осталась. У него имелся свой взгляд на свое тело, к которому он относился скорее как к хитрому безответственному устройству, которое реально двигаться вперед можно было, лишь противопоставив собственную хитрость и жесткую установку на то, кто в доме хозяин, – устройство, в общем-то, достаточно теперь дружески расположенное, почти ручное, сильно за последнее время поумневшее, к мнению которого стоило прислушаться: сознанию приходилось лишь совершенствовать подручный инструмент.
Гонгора руководствовался чисто практическими соображениями, поскольку привычные к перепадам температуры, закаленные нагрузками мышцы давали возможность делать то, что не закаленным недоступно. Трех минут пребывания под водой мальчишке хватало, чтобы оставить в себе часть иного мира, при известном терпении и экономном распределении движений сделать это было можно. Он слышал, что выносливость и терпение относились к добродетелям хорошего альпиниста, – и выдержке и упрямству предстояло стать его второй натурой, тридцатикилограммовый рюкзак на горной
СКАЧАТЬ
