В этом споре никто не обратил внимания на легкий скрип и изменение положения чаш весов, перевесила другая чаша с надписью «self-defensio».
– Не ссылайся на ее ремесло, с полковником ты разговаривал по существу, а с девушкой стал переходить на личности. Нехорошо это, – сказал Аркадий Владимирович, умышленно назвав ее именно «девушка», а не по имени.
– Но она только что с таким пренебрежением с вами разговаривала, как вы можете ее защищать? Или это просто против меня потому, что я тут один мусульманин, турок? А еще рассказываете про какие-то национальные интересы.
– Дело не в нациях, – вступил в разговор Золотов, на этот раз тоном, не позволяющим другого выбора оппонентам, кроме как выслушать его до конца, – тут и русские, украинцы, вон парень с Кавказа, белорус, и дело не в тебе и не в Ольге и не в возрасте и наших профессиях. Аркадий Владимирович понял, что хотела сказать Ольга. Я тебе, да и остальным попытаюсь рассказать… может, услышишь. Есть одна притча про корову и воробья. Знаете? Нет?
В общем, одной лютой зимой сидел воробей на дороге, замерзал. Уже совсем окоченел, перестал двигаться, в это время по этой же дороге проходила корова. Естественно, она не видела этого воробья, но, когда проходила, «осчастливила» птицу лепешкой, такой смачной. Кто жил в деревне, наверное, попадал в такие. Воробей отогрелся и начал возмущенно ругаться на корову, мол, как так? Меня, муравья, да копытом в грудь? Короче, такого парня обосрали! В общем, возмущался, пока проходящая мимо кошка не услышала это чириканье. Кошка была голодная, продрогшая на холоде. Она достала воробья, облизала и съела.
– Какие странные у вас притчи, как и все непонятные русские сказки про репку, колобка, теремок. В общем, все сказки, – сказал турок.
– Ты ее слушал, но не слышал. Мораль этой притчи такая – не всяк тот враг, кто тебя обгадил, не всяк тот друг, кто тебя облизал. А если уж тебя обосрали, так сиди и не чирикай! Кстати, а когда чаши поменялись? Кто-нибудь обратил внимание?
Часы показывали двенадцать тридцать две, но не время вызвало интерес, а изменение положения чаш весов. Салман все пытался осознать, что имел в виду полковник и почему они один другого ругали и защищали одновременно, еще и эта обгаженная птица – ничего не понятно.
– Я не знаю, что обозначают эти надписи, но понимаю, что какую-то противоположность – сказал молодой мужчина кавказской внешности, спортивного телосложения, примерно тридцати пяти лет, – и поменялись они, когда турок, то есть Салман, сказал, что парень не виновен…;
– А вы? – попытался уточнить Золотов, с кем разговаривает, так как до сей поры кавказец ничего не говорил, да его особенно никто и не замечал, он располагался справа от Ольги СКАЧАТЬ