Смерть Вазир-Мухтара. Юрий Тынянов

Чтение книги онлайн.

      – Нет, узнаю, – сказал просто Ермолов и, вместо объятия, всунул Грибоедову красную, шершавую руку. Рука была влажная, недавно мыта.

      Потом, так же просто обошедши гостя, он сел за стол, оперся на него и немного нагнулся вперед с видом: я слушаю.

      Грибоедов сел в кресла и закинул ногу на ногу. Потом, слишком пристально глядя на него, как смотрят на мертвых, он заговорил.

      – Скоро отправляюсь, и надолго. Вы мне оказали столько ласковостей, Алексей Петрович, что я сам себе не мог отказать, зашел по пути проститься.

      Ермолов молчал.

      – Вы обо мне думайте, как хотите, – я просто в несогласии сам с собой, боюсь, что вы сейчас вот ловите меня на какой-нибудь околичности – не выкланиваю ли вашего расположения. И вы поймите, Алексей Петрович: я проститься пришел.

      Ермолов вынул тремя пальцами из тавлинки понюх желтоватого табаку и грубо затолкал в обе ноздри. Табак просыпался на подбородок, на жилет и на стол.

      – Ласковостей я вам, Александр Сергеич, никаких не оказывал: этого слова в моем лексиконе даже нет; это вам кто-то другой ласковости оказывал. Просто видел, что вы служить рады, прислуживаться вам тошно, – вы же об этом и в комедии писали, а я таких людей любил.

      Ермолов говорил свободно, никакого принуждения в его речи не было.

      – Нынче время другое и люди другие. И вы другой человек. Но как вы были в прежнее время опять же другим человеком, а я прежнее время больше люблю и уважаю, то и вас я частью люблю и уважаю.

      Грибоедов вдруг усмехнулся.

      – Похвала ваша не слишком заслуженна или, во всяком случае, предускоренна, Алексей Петрович. Я вас, как душу, любил и в этом хоть остался неизменен.

      Ермолов собирался поднести к носу платок.

      – Так вы, стало, и душу свою не любили.

      Он высморкался залпом.

      – И, стало, в душу заглядываете только по пути от Паскевича к Нессельроду.

      Старик грубиянствовал и нарочно произносил: Паскевич. Он побарабанил пальцами.

      – Сколько куруров отторговали от персиян? – спросил он с некоторым пренебрежением и, однако же, любопытством.

      – Пятнадцать.

      – Это много. Нельзя разорять побежденные народы. Грибоедов улыбнулся.

      – Не вы ли, Алексей Петрович, говорили, что надо колеи глубже нарезать? Вы ведь персиян знаете – спросить с них пять куруров, так они и вовсе платить не станут.

      – То колеи, а то «война или деньги». «Кошелек или жизнь».

      «Война или деньги» была фраза Паскевича. Ермолов помолчал.

      – Аббас-Мирза глуп, – сказал он, – позвал бы меня к себе в полководцы, не то было бы. Меня ж чуть в измене здесь не обвиняют, вот бы он, дурак, и воспользовался.

      Грибоедов опять посмотрел на него, как на мертвого.

      – Я не шучу, – старик сощурил глаз, – я план русской кампании получше и Аббаса, да уж и Паскевича, разработал.

      – Ну СКАЧАТЬ