Критика/секс. Лева Воробейчик

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ с десяток лет) спишешь все на проклятую «яблочную водку» и отправишься курить в туалет, собираясь с мыслями.

      Уволят тебя через каких-то жалких два часа.

      4

      Было досадно. Не обидно, не больно, не так, чтобы опускались руки. Укус пчелы, пойманный неудобным местом – только и всего. Идешь по улице, перебирая затекшие ноги и потирая глаза, недоумевая: то ли это досада захотела выпасть скупой и соленой, то ли пелена дурмана наконец-то соизволила спасть. Но слезы не лились, зачем им литься; осознание не приходило тоже. Значит, просто глаза нужно протереть? Как бы банально и безвкусно это вообще-то и не звучало. Ты все еще критик, все еще; да, убеждай себя. Верь.

      Банально и безвкусно. Ты идешь по улице, заглядывая в незнакомые лица и пряча от них свое. Думаешь, частенько ли такое бывает – и придти к однозначному и единому ответу сложно, даже к банальному выводу; извечный вопрос Чернышевского – задай его, боясь ответа. Люди идут мимо, уволенные и до сих пор не заслужившие данной блажи, потягивающие утреннее или дневное пиво и раздобывшие денег на очередную дозу наркотика, что люди поумнее называют жизнью; чертовы пошляки и пивные алкоголики ноябрьским днем. На дворе стоит холодный послеполуденный час, а похмельная боль отдается эхом; слова и целые конструкции геликооновцев размыты в голове, но остротой ножа проникают под ребро – теперь; нет, завтра можно сказать об этом чувстве: оно случилось «однажды». Банально, когда увольняют за то, что сам ты считаешь как минимум недооцененным; ужасно, когда ноябрьским днем тебе не хватает смелости признать за собой даже выдуманную вину.

      Ох, Велин был велик. Настолько, что на какое-то мгновение ты даже начинаешь уважать его – так, впрочем, что даже перестаешь замечать его краснотелость, не видеть безумия, пытаешься вникнуть в его речь; всего этого, конечно, не случилось, но сам факт этого откровения как минимум заставляет невольно поднять скупые и тонкие брови; было громко, жарко и лишено какого-либо вкуса. Хотелось бы тебе уйти самому – громко, сжигая мосты и занавески главного редактора, или же наоборот, улыбнувшись и забрав лучшие свои статьи. Нет, Лопаанцева ты бы прижег сигаретой в любом случае – жалеешь до сих пор, что тот никак не попадался на глаза; но ничего, мир, как это водится, круглый.

      – И чем займешься? – спрашивает Аня, сидя в одном нижнем белье на его белоснежной и холодной кровати. Она в твоей власти уже час. Или же ты у нее – хрен разберешь, а оттого и в какой-то степени приятно. – Что умеешь еще?

      Приятно задумываться, зная, что кому-то твоя задумчивость интересна. Миша, проработав в «Геликооне» почти тринадцать лет, ты все же был хорошим критиком; именно не стал – она научила тебя, ты закрепил; Велин же все убил. Молодость и романтика делали свое дело слишком хорошо: слова, выбегающие из-под руки, были точными и острыми, сравнения – глубокими, мысли – не по годам зрелые. Воспитанный на классике, СКАЧАТЬ