Критика/секс. Лева Воробейчик

Чтение книги онлайн.

      Улыбаешься. Романтик, романтик… перерос давно это. В прежние времена ты действительно был чем-то вроде этого: никогда бы не потащил девушку к себе домой, зная, что на улице пока еще есть ночь. Читал стихи под дождем, на память, свои и чужие, лишь бы не возникало неловких пауз; ей читал, другой – а она улыбалась и кивала, снова и снова… Раньше все было иначе; но с годами молочный шоколад обратился в горький – и, не подсластив чай, перекусить им было бы довольно неприятно. Да, время. Романтик? Ха, не веришь уже сам; лишь сидишь и улыбаешься, потому что давно со всем этим завязал. Быть романтиком? Черт, а как это вообще? Сейчас ты ответишь уверенно – романтиком нужно быть настолько же, насколько и гомосексуалистом: на пару сантиметров внутрь, но никак не глубже; иначе же все преображается до неузнаваемости, все меняется и обретает краски; существует лишь красный цвет твоих пачек, лица Велина, цвет билирубина и портвейна, которым Рита открыла для себя свой Лиссабон; есть еще и белый – он цвет свободы, твоей квартиры и ее кожи, твоих простыней; все остальные цвета – лишь для романтиков, которым ты больше не являешься.

      – Молчишь? Да и плевать. Да, плевать. – Аня улыбнулась темноте и потолку, откидываясь на кровати. – Мы можем вообще не говорить. Ты можешь силой влить в меня остатки твоей этой водки, раздеть и трахнуть. Не видишь разве, что мне надо?

      – Это кальвадос. – стараясь ничем себя не выдать, произносишь. И остаешься сидеть на стуле, задумчиво смотря на ее фигуру, растекшуюся по белоснежной кровати.

      Время, романтика и время. Скажи бы тебе лет эдак с десять назад, что такая фраза вообще прозвучит в белой квартире – не поверил бы, глупый. Скажи бы тебе, что не бросишься на нее тут же – в свои семнадцать или двадцать или двадцать три сам себя счел бы сумасшедшим. Скажи тебе, что захочешь помолчать с ней, а не с другой, объясни бы тебе, что сущность эмпатии – в полигамности, ты бы захохотал; смешные люди и положения рождают смешные мысли; никакой эмпатии – нужно прерывание, обрезание пауз; молчание горит, ты горишь своим молчанием; ты же не хочешь сгореть, верно?

      – Может, поговорим?

      – Ты хуже маньяка. – устало сказала она. – Ты болен.

      – И тем не менее…

      – Давай! – живо воскликнула она к великому твоему удивлению. – Кто ты? Чем занимаешься? Черт, а сколько тебе лет?

      – Подожди, я…

      – Кстати, кольцо вот я заметила, а вот жены чего-то нет, – бойко тараторила она, улыбаясь. – Как так вышло? Расскажи-расскажи! Мне нравятся твои стены… ох, они милые! Люблю белый, как и ты, наверное. Да! Знаешь, сегодня я плакала. О нет, не волнуйся – всего пару часов. Знаешь, когда он ушел…

      Боже, она безумна – так только думается, но ты улыбнулся. Когда живешь в чересчур банальном мире, безумия хочется, да – и, получая его, ты скорее наслаждаешься, нежели тяготишься им; безумие ребенка, сокрытого в сексуальном теле подчас даже приятнее, чем сексуальность, сокрытое в… ну, понятно СКАЧАТЬ