На берегах Невы. Ирина Одоевцева

Чтение книги онлайн.

      И воздух легкий такой,

      И деревья шумят надо мной,

      Как деревья Летнего сада…

      С. К. Маковский в своих воспоминаниях «На Парнасе “Серебряного века”» совершенно честно описал того Гумилева, которого видел и знал. Но до чего этот Гумилев не похож на моего!

      Не только внутренне, но даже внешне. Маковский пишет, что Гумилев был блондин среднего роста, тонкий и стройный, с «неблагообразным лицом, слегка косящий, с большим мясистым носом и толстыми бледными губами».

      Портрет этот относится к 1909 году.

      Я же увидела Гумилева только в конце 1918-го. Но все же вряд ли он мог так измениться.

      Гумилев сознавал, что сильно косит, но, как ни странно, гордился этим как особой «божьей отметиной».

      – Я разноглазый. И дети мои все разноглазые. Никакого сомнения, что я их отец, – с удовлетворением повторял он.

      Гумилев находил свои руки поразительно красивыми. Как и свои уши. Его уши, маленькие, плоские и хорошо поставленные, были действительно красивы. Кроме них, решительно ничего красивого в нем не было.

      Он не сознавал своей «неблагообразности» и совсем не тяготился ею. Напротив, он часто говорил, что у него очень подходящая для поэта внешность.

      Николай Оцуп в своей монографии о Гумилеве, прочитанной им в Сорбонне и потом напечатанной в «Опытах», вывел из некрасивости Гумилева целую теорию, объясняющую его поэтический и жизненный путь. Там же Оцуп доказывает, что «Гондла» – автобиографическое произведение и что Гумилев чувствует себя горбуном.

      Все это, конечно, чистая фантазия, и я удивляюсь, как Оцуп, хорошо знавший Гумилева, мог создать такую неправдоподобную теорию.

      С духовным обликом, по Маковскому, дело обстоит еще хуже. Гумилев, в его описании, какой-то простачок-недоучка, более чем недалекий, одержимый поэзией и ничем, кроме поэзии, не интересующийся.

      Гумилев действительно был «одержим поэзией», но ни простачком-недоучкой, ни недалеким он не был.

      Мне не раз приходилось слышать фразу: «Гумилев был самым умным человеком, которого мне довелось в жизни встретить».

      К определениям «самый умный» или «самый талантливый» я всегда отношусь с недоверием.

      «Самым умным» назвать Гумилева я не могу. Но был он, безусловно, очень умен, с какими-то иногда даже гениальными проблесками и, этого тоже нельзя скрыть, с провалами и непониманиями самых обыкновенных вещей и понятий.

      Помню, как меня поразила его реплика, когда Мандельштам назвал одного из сотрудников «Всемирной литературы» вульгарным.

      – Ты ошибаешься, Осип. Он не может быть вульгарным – он столбовой дворянин.

      Я думала, что Гумилев шутит, но он убежденно добавил:

      – Вульгарным может быть разночинец, а не дворянин, запомни.

      Мандельштам обиженно фыркнул и покраснел. Сам он, понятно, дворянином не был.

      Конечно, это могло быть только позой со стороны Гумилева, но Мандельштам насмешливо подмигнул мне и сказал, СКАЧАТЬ