Гарики из Атлантиды. Пожилые записки (сборник). Игорь Губерман

Чтение книги онлайн.

      С утра садятся ребе

      бутылку распивать,

      потом кидают жребий —

      и я бегу опять.

      Чем ближе мы к земле и праху,

      тем умудренней наш покой —

      где юность ломится с размаху,

      там старость пробует клюкой.

      Люблю в беседах элемент

      судьбы миров и звездной пыли

      как тонкий аккомпанемент

      к опустошению бутыли.

      Азарт любовного пылания

      с годами горестно меняется:

      в душе горит огонь желания,

      а тело – не воспламеняется.

      Есть внутренняя музыка судьбы,

      в душе ее мелодии играют,

      и, внемля ей, безумствуют рабы,

      а вольные – свой путь соразмеряют.

      Подвижник нами душится стремительно

      в обильных обвинениях нелживых,

      служение смешно и подозрительно

      для служащих, прислуги и служивых.

      Вот человек: высок и низок,

      до гроба предан и предатель,

      вчера враждебен, завтра близок,

      герой в огне и трус в халате.

      Удачливость судьбы или провальность —

      различны в переменном освещении,

      фортуна – субъективная реальность,

      даруемая в личном ощущении.

      Повсюду люди заводились,

      уже земные обитатели,

      где с обезьянами сходились

      ракет межзвездных испытатели.

      Кто-нибудь, кто юрче и хитрее,

      должен быть виновен и в ответе —

      следовало выдумать еврея,

      если б его не было на свете.

      Жизнь – одоление материи,

      пространства, времени, природы,

      а не кретинства, лицемерия

      и хамства гнилостной породы.

      Путем непрямым, но фатальным

      спешат наши судьбы куда-то,

      вершатся исходом летальным,

      и дни обращаются в даты.

      У Фрумы – характер угрюмый,

      но женский у Фрумы талант:

      Абрам в обрамлении Фрумы

      стал чистой воды бриллиант.

      Какая это дивная затея —

      стихи писать, слова перебирая,

      то жарко от удачи холодея,

      то холодно свой пламень озирая.

      На плаху здесь возводится струна,

      и рвут ее – нет звука безобразней,

      азартно аплодирует страна

      и плачет, расходясь от места казни.

      Счастье всем, лишь выигрыши знавшим,

      что же до других в житейской гуще —

      сдавшимся страшней, чем проигравшим,

      думать о бессоннице грядущей.

      Наряды стали вдруг длиннее,

      навязан бабам жуткий стиль —

      международные евреи

      реализуют свой текстиль.

      Поступки выбирая, как дорогу,

      беречь лицо храню обыкновение,

      лицо мы обретаем понемногу,

      теряем – за единое мгновение.