На стенах домов показались большие видеоэкраны и громкоговорители. Что именно мелькает на них, разглядеть не удавалось. Хотя я примерно знал, что там. Уже в который раз играет одна пластинка. Хорошо, что её не слышно из-за поднятого стекла такси. Голос из громкоговорителя соблазняет скидками, призывает добровольно переезжать в другие города и переселяться за тридевять земель.
Голос манит словами о свободе, мечте, шансе. Но уже почти всем известно, что на юге ничем не лучше. Там тот же мусор. Однако громкоговоритель до сих пор надрывается – у него такая работа. Эта машина, как и люди из «внешней партии», выполняют одну задачу и существуют ради неё.
На одном из экранов удаётся разобрать бегущую строку. Новостная лента сообщала: «… на выборах в органы трансокеанского партнёрства победила республиканско-демократическая партия». В то же время их оппоненты, христианские прогрессисты, сохранили позиции в Верхней палате». То есть ничего не изменилось. Да и не могло измениться. Перемена мест слагаемых в одной формуле власти, не более.
На тротуаре у входа в фешенебельный отель опустился бездомный. Охранники тут же бросились к бродяге, подняли едва сопротивляющееся тело и поволокли прочь. Не знаю… но эта картина показалась… органичной что ли. Привычной. Как будто всё увиденное – части одного целого. Едва живой бездомный и сверкающий огнями дорогой отель. Без одного не было бы другого. Это две стороны одной медали.
На чёрном влажном асфальте отражалась красивая улица. Горящая, сверкающая золотом реклама. Один из центральных бульваров. Весь в ресторанах и элитных бутиках.
В показавшейся оранжерее горели голограммы псевдо-живых цветов… Я слышал, что за ними ухаживать не легче, чем за настоящими. Мелькнуло и мёртвое высыхающее дерево в клумбе. Или так лишь показалось?
На витринах магазина одежды транслировались изображения манекенов. Две-три секунды голограмма показывала крупным планом лицо манекена. Причём, были хорошо видны и капли воды, замершие на витрине. Эти изображения накладывались друг на друга так, что казалось, будто на бледной щеке манекена застыла слеза. Не иначе как от холодного ветра.
Я приоткрыл стекло, и из кафе донеслись звуки саксофона. Искажённые, непривычные. И в то же время красивые. Будто на инструменте играл захмелевший или разочарованный ангел.
Мы прибавили скорости. Я закрыл стекло и глаза, чтобы отрешиться от визуальных образов и позволить памяти ещё раз проиграть услышанную мелодию.
Судя СКАЧАТЬ