Слово и дело. Книга 1. Царица престрашного зраку. Валентин Пикуль

Чтение книги онлайн.

      – Школа ремесел должна быть при Академии. Разве не нужны России токари и ювелиры, граверы и повара?

      – Россия, – отвечал Остерман, – в хроническом оцепенении варварства, и своих ремесел ей не видать. Русские ленивы, они сами не захотят учиться. Все произведения ремесел должно ввозить из Европы… Еще что у вас, Генрих?

      Фик – назло Остерману – перешел на русский язык:

      – Заслоня народ от просвещения выгод, можно ли, барон, попрекать его в варварстве? – спросил Фик.

      – Генрих, не забывайте, что я болен…

      Фик ушел, а Марфа Ивановна нахлобучила на голову мужа, на парик кабинетный, еще один парик – выходной, парадный.

      – Так тебе будет теплее, – сказала заботливая баронесса.

      – Марфутченок! – умилился Остерман. – Миленький Марфутченок, как она любит своего старого Ягана…

      – Ведаешь ли, кто пришел к нам? – ласково спросила жена.

      – Конечно, Левенвольде!

      До чего же был красив этот негодник Левенвольде – глаз не оторвать… Рука вице-канцлера лежала на ободе колеса; синеватая, прозрачная, на крючковатом пальце броско горел перстень. Левенвольде изящно нагнулся и с нежностью поцеловал руку барона.

      – Я только что от женщины, – сказал он бархатно, подымая глаза. – Но общение с вами мне дороже красавицы Лопухиной!

      Остерман притих под одеялами. Подбородок его утопал в ворохе лионских косынок. В духоте прожаренных комнат плыл чад. Билась на лбу вице-канцлера выпуклая жила. Он ничего не ответил.

      – Мы, иностранцы, – заговорил Левенвольде далее, – уже давно не видим в России того, что всегда выделяло ее из других государств…

      – Чего же ты не видишь, мой мальчик?

      – Тирании самодержавия, – четко отвечал курляндец (Остерман промолчал). – Россия склонна к олигархии. А это… не опасно ли?

      – Опасно… для кого? – спросил Остерман.

      – Для нас, связавших свои судьбы с русскими варварами. Долгорукие и Голицыны не потерпят возле себя гения вестфальдца Остермана – не так ли?

      Остерман снял со лба козырек, бросил его на стол. Левенвольде чуть ли не впервые увидел глаза Остермана – бесцветные, словно у младенца, покинувшего утробу, почти без ресниц.

      – Дитя мое, – тихо засмеялся Остерман. – О чем вы говорите? Разве в России могут быть партии? Русские люди – недоучки, и Петр Великий был прав, называя русский народ детьми.

      Левенвольде громко расхохотался:

      – Однако рубить головы своим «детям» – не слишком ли это строгое воспитание?

      – Это право монарха, – сухо возразил Остерман. – Да будет оно свято. И во веки веков… Аминь!

      Самое главное Левенвольде сказал уже от дверей:

      – А что, барон, если мой брат Густав снова приблизится к герцогине Анне Иоанновне?

      Остерман СКАЧАТЬ