Муравьиный бог: реквием. Александра Николаенко

Чтение книги онлайн.

      – Рот тебе закрыть.

      Пройдёт по сумеркам, ворча, к калитке дальней, ночь запереть в четыре досочки гнилых на трёх гвоздях замком амбарным; её стирает синева ночного сада, и только хруст галош, щебёнки шорох и тёмных листьев шепоток. Тук-тук, стучат в окно седые мотыльки, и мошки нимбами кружат над нимбами ромашек, со всех сторон кузнечики трещат, как будто не снаружи, а внутри, как сам трещишь, гудишь, жужжишь, когда глаза закроешь. Откроешь – небо над тобой, закроешь – нет.

      Вечерний хор июльского оркестра, на дне у неба и земли лежишь, раскинув руки, и в спину прорастает вечная трава в подлунном тёмно-синем воздухе цветов. Лягушки пролетают над тобой, взбирается на пик коленки муравей, а солнце всё горит пожарной вышкой через решётки башни часовой.

      – Петруш, ты де?

      И он молчит.

      – Петруша-а-а! шатана такой, ты де? Пе… осподи помилуй! Что ж ты делашь, а? А ну вставай! Вставай, зараза без мозгов, чаво пугашь-то бабку? Вставай, дурня́. Зямлёй успеешь отдохнуть.

      Они на лавочке сидят за Василевских домом, воскресшего Добжанского кота пытают, где он был. Петруша держит жирозадого за лапы, чтоб не дёрнул, а Сашка чешет щёткой, чтоб размяк.

      – Хороший кот, хороший котик, Васька… Наверно, Шарика видал, да, Вась? Где Шарик, Вась?

      Но кот мурчит, искрится, выгибает спинку и щурит лунный жёлтый глаз.

      – Петруша?.. Де тя ж черти носють?.. Петька-а-а!

      – Тебя зовёт…

      – Меня здесь нет.

      И, выглянув за дом, тёть Люба говорит:

      – Петь, бабушка зовёт.

      – Мам, нас тут нет… – И Сашка руки перед носом, как молитвой: – Ну, ма, мам, ма-а, пожалуйста, нас нет…

      – Десятый час.

      – Ещё чуть-чуть…

      Ещё чуть-чуть их нет.

      Убийца не сообразит, бежать или урчать? – и хорошо ему, и жутко. Свобода дорога, неволя слáдка, и хвост как маятник – туда-сюда. На ёжике расчёски шерсть и семечки репьёв, на лаковых штанцах сосульки глины, из пасти тухлицо́й несёт, из глубины утробный рык. Под бархатом холёной шкуры – многоголосой смерти переклик. Убийца пойман. На совести его кроты, полёвки, птички, смерть бабочек, стрекоз, кузнечиков, лягух, разбитые скорлупки, на совести его разбросаны посадом кости из бульонов, литавры сбитых крышек, Васька-душегуб.

      – Хороший кот, хороший, Вась…

      И уши жмутся к голове, и правый глаз косит налево…

      – У-у…

      – Пустите вы его…

      – Любаша-а!

      – Ай?

      – Приблудный мой у вас?

      – Да где-то были тут…

      – Ой, Люб, нет сил моих на их… Один тяжной, другой блажной, ложись да помирай, еро́жится над бабкой, поросёнош…

      И тётя Люба закричала тоже:

      – Саша! Саш!

      И вдоль нейтральной полосы они идут вдвоём на дальние зады, в два голоса крича:

      – Петруша!

      – Саша!

      И СКАЧАТЬ