На берегах Невы. На берегах Сены. На берегах Леты. Ирина Одоевцева
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу На берегах Невы. На берегах Сены. На берегах Леты - Ирина Одоевцева страница 65

СКАЧАТЬ жена,

                       Не Елена, другая, как долго она вышивала…

      Мандельштам резко и широко взмахивает руками, будто дирижирует невидимым оркестром. Голос его крепнет и ширится. Он уже не говорит, а поет в сомнамбулическом самоупоении:

                       Золотое руно, где же ты, золотое руно?

                       Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,

                       И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,

                       Одиссей возвратился, пространством и временем полный.

      Последняя строфа падает камнем. Все молча смотрят на Мандельштама, и я уверена, совершенно уверена, что в этой потрясенной тишине они, как и я, видят не Мандельштама, а светлую «талассу», адриатические волны и корабль с красным парусом, «пространством и временем полный», на котором возвратился Одиссей.

      Мандельштам нервно шарит в кармане пиджака в поисках папиросы, как всегда напрасно. Я вскоре узнала, что папирос у него никогда нет. Он умудрялся забывать их, добытые с таким трудом папиросы, где попало, отдавал их первому встречному или просто терял, сунув мимо кармана.

      Гумилев засовывает ему папиросу в рот и зажигает ее.

      – Кури, Осип, кури! Ты заслужил, и еще как заслужил!

      И тут во все еще потрясенной тишине раздается спокойный, слегка насмешливый голос Георгия Иванова:

      – Да. И это стихотворение тоже пример того, что прекрасное не требует изменений. Все же я на твоем месте изменил бы одну строчку. У тебя:

                       Ну а в комнате белой как прялка стоит тишина.

      По-моему, будет лучше:

                       Ну а в комнате белой как палка стоит тишина.

      Мандельштам, жадно затянувшийся папиросой и не успевший выпустить изо рта дым, разражается неистовым приступом кашля-хохота:

      – Как палка! Нет, не могу! Как палка!

      Все смеются. Все, кроме Георгия Иванова, с притворным недоумением убеждающего Мандельштама:

      – Я ведь совершенно серьезно советую, Осип. Чего же ты опять хохочешь?

      Смешливость Мандельштама. Никто не умел так совсем по-невзрослому заливаться смехом по всякому поводу – и даже без всякого повода.

      – От иррационального комизма, переполняющего мир, – объяснял он приступы своего непонятного смеха. – А вам разве не смешно? – с удивлением спрашивал он собеседника. – Ведь можно лопнуть со смеху от всего, что происходит в мире.

      Как-то, уже в весенний ветреный день, когда от оттепели на Бассейной голубели и потягивались рябью огромные лужи-озера, я увидела шедшего по противоположному тротуару Мандельштама. Он смотрел прямо на меня, трясясь от смеха. Помахав мне шляпой, стал торопливо перебираться ко мне, разбрасывая брызги и зачерпывая калошами воду.

      Смеясь все сильнее, он подошел ко мне, и я не могла не присоединиться к его смеху. Так мы и простояли несколько минут, не переставая смеяться, пока Мандельштам не объяснил СКАЧАТЬ