и безнравственно поступить подобным образом с другим человеком, даже если он этого не чувствует! Один раз ощути боль и унижение от этого, пойми сам, что должен почувствовать в таком же случае другой человек, и совершать такие поступки станет для тебя адской нравственной болью, настоящим разрушением и осквернением себя, то есть чем-то совершенно не допустимым! Да что там говорить! Вообще очень трудно встретить нравственного, способного на правду и осмысленность чувств человека, с которым можно было бы разделить себя в главном – в стремлении к подлинной и творческой, согласной с совестью жизни. В пронизывающих душу муках и борениях, на которые обрекают как раз совесть, разум и свобода, настоящность отношения к творчеству, к жизни и смерти. Очень трудно встретить человека, который бы горел настоящими муками и стремлениями, борениями и порывами в душе, смог бы вызвать этим чувство любви и желание соединить с ним судьбу и жизнь, само ощущение, что это возможно. Очень редко дано встретить в человеке настоящую личность. А уж тем более – трудно встретить женщину, в которой бы всё это было, отношения с которой поэтому были бы не мукой лжи и необходимости, а счастьем любви и близости, свободы и разделенности, осуществления себя. Отношения с женщиной – такие же человеческие, призванные быть личными, нравственными и ответственными отношения, как и любые другие. Они должны быть такими даже более иных, ибо в них близость людей, их слитность жизними, душами и судьбами должна быть самой последней, наиболее глубокой и полной. И беда как раз в том, что власть социальной и природной необходимости, цепи различных условностей и меркантильных целей, наиболее лишают отношения мужчины и женщины нравственной правды и возможности быть тем, чем они должны. Это сейчас, глубокий и серьезный философ, многие годы искушенный в познании себя человек, он формулирует так строго и ясно. А в какой-то, уже очень отдаленный от нынешних событий момент, он просто почувствовал и понял, что больше не может поступать так, оскверняет себя этим нравственно, причиняет себе нравственную боль. И не может вовсе не потому, что ему запрещают это отец или строгие правила веры, и он просто боится через запрет переступить. Совсем наоборот – вот то нравственное внутри, что с ранних лет побуждало его переступать через «черты» и правила, запрещает ему поступать так, отнестись к женщине, к другому человеку подобным образом, использовать женщину как «вещь» и пренебречь правдой и чистотой чувств к ней. А уж во власти страстей и необходимости впустить в жизнь и судьбу, в собственный мир человека, нравственно чуждого себе, далекого сутью… да тут и говорить нечего – это хуже смерти, ей-богу! Беда была в том, что он пережил этот нравственный и личностный опыт очень рано. А потому – борьба за нравственную чистоту жизни, нравственную правду и чистоту отношений далась ему ценой небывалой суровости к самому себе,
СКАЧАТЬ
