Тихие омуты. Антонина Медведская

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ что нет у тебя в жизни никакой радости. Порадуйся хоть этому гостинцу.

      Эвелина долго смотрит на садовника, глаза ее наливаются слезами, она падает на колени и неистово крестится:

      – Мамочка родная! Хочу – скачу, хочу – не-е… – и вдруг заплакала громко, как плачут бабы на похоронах.

      – Поехали, Тимофей Иванович. Ну за что природа наказала это существо, обделила разумом.

      – На то Божья воля, мы тут бессильны. Ты ружьишко далеко не прячь, держи под руками.

      – А что, мужики пошаливают?

      – За всех нельзя ручаться. Дорога длинная, две ночи да два дня в пути.

      3

      Одну ночь отдыхали у знакомого хуторянина, вторую – у озерка в лесу. Конь с торбой на морде хрумкал овес. Но что-то беспокоило Горемыку, он вскидывал кверху голову и тревожно стриг ушами. «Зверя чует», – догадывался садовник, ему сделалось не по себе. А тут еще филин угукнул. Шунейко схватил ружье и бабахнул в пугающую темень леса. Тимофей Иванович приподнял голову.

      – В кого пальнул?

      – Твой Горемыка зверя чует.

      – Зверь на огонь не пойдет. Подкинь валежин в костер и зря патроны не изводи, – голова Тимофея Ивановича скрылась под брезентом. Филин еще раз подал голос. Костер запылал с новой силой, Горемыка успокоился и продолжал расправляться с овсом. В прибрежных зарослях озерных осок щуки охотились на плотву с карасями. «Тут они, должно быть, здоровенные, откормились, и тревожить их некому, место глухое. Вот бы поймать да привезти этаких зверюжин Анне». Стоп, садовник. При чем тут многодетная вдова Анна? Тогда как объяснить, что рассказ Тимофея Ивановича про эту самую вдову Анну не дает ему покоя, застрял в душе занозой. Ему бы как-нибудь одолеть разлуку с Юлией, урезонить горькую обиду за то, что оборвала разом: «Не думай обо мне и не грусти. Оставь нашу встречу в твоем сердце, как красивый подарок. Семья – дети, муж – не для меня. Прощай, я уезжаю и в усадьбе отца больше никогда не появлюсь. Прости меня и поцелуй на прощание…» Он помнил каждое ее слово, льдинки русалочьих глаз и мучительную горечь прощального поцелуя. Ему хотелось куда угодно, только бы подальше от этого флигеля, от садовых ароматов и устоявшегося в нем удушья французских духов. Сам Бог послал ему Тимофея Ивановича. И Баранский не стал артачиться: отпустил, рассчитал по-доброму. А почему – пояснил:

      – Хоть и жалко мне отпускать такого работника, да я сам был в твоей шкуре. Юлька – твой грех, а ее мамаша – мой. Обе шельмы: у обеих глазищи – не отмахаться, заманят, заволокут в омут. Ты вот один мучаешься, а я, братец ты мой, жену загубил. Не вынесло ее сердечко моего ошалелого блуда с соседкой Ксенией. Теперь каюсь, на могилу к своей, Богом венчанной, хожу – прощения прошу, цветочки охапками кладу под крест мраморный. А шельма Ксения, как золотая рыбка, хвостиком махнула и уплыла в Питер с князем-осетином. Вот и доченька ее, Юлия – копия своей мамы. А ты, братец, потоскуешь да и оклемаешься. Женишься на красивой, скромной, доброй. Она тебе детей нарожает. А мне Бог не дал детей. Взял СКАЧАТЬ