Люба Украина. Долгий путь к себе. Владислав Бахревский

Чтение книги онлайн.

      – Гетман польный Мартын Калиновский!

      Богдана взорвало:

      – Экое счастье на чужие славу да богатство глазеть!

      Высокомерный юнец, повернувшись к пану сотнику, крикнул ему в лицо:

      – Это не чужая слава, не чужое богатство! Это слава и богатство Речи Посполитой! Виват!

      Усердно работая плечом, Богдан стал выбираться из толпы, подальше от патриотов, доносчиков, подальше от властей.

      Вышел за город.

      Проломился через кустарник, встал на круче над Вислою. Расстегнул ворот, лег на землю.

      На синей небесной траве паслись белые ягнята.

      – Небо-то как у нас, – сказал себе Богдан и положил большие ладони свои на землю. Земля была теплая, летняя. – И земля такая же, и люди такие же.

      Травинки, пытаясь распрямиться, щекотали ладони. Богдан почесал правую и постарался вспомнить, к чему это – отдавать или получать. Усмехнулся.

      – От кого и чего получишь на чужбине, когда пришел просителем?

      Сел, долго смотрел на зеленую траву, на темную Вислу, ни о чем не думая, нянча в душе великую скорбь.

      «Неправдой живет человечье племя. Неправдой».

      Вечером пришел в келию Гунцеля Мокрского, своего друга по иезуитской коллегии.

      – Зиновий, неужто тебе наша красавица Варшава по сердцу? Туча тучей! Вспомни-ка, брат, бурсацкие наши времена.

      И Гунцель, выпятив грудь, зарокотал баском:

      – Помнишь, Зиновий, как лихо колядовали мы с тобою?

      Странно и хорошо было слышать Богдану свое имя, данное ему по крещению, – Зиновий. В коллегии иезуитов все звали его Зиновием.

      – А не сесть ли нам с тобою, брат, за оккупацию? Не блеснуть ли познанием латыни в премудрой экзерциции? – не унимался Гунцель. – Да что же ты молчишь? Одолели, окрутили тебя, видно, земные делишки, оплели по ногам-рукам. Очнись! Помнишь: «Утверждение или отрицание одного относительно многого или многого относительно одного не есть одно утверждение или отрицание, разве что когда многим выражено нечто одно…» А ну-ка, давай дальше!

      Зиновий-Богдан усмехнулся, но продолжил:

      – «Я не называю одним то, что хотя и имеет одно имя, но составляющее его многое не есть одно: например, человек в равной степени есть и живое существо, и двуногое, и поддающееся воспитанию, но из всего этого получается нечто единое…»

      – Великий Аристотель! Вижу, не расшевелил тебя. Расскажи мне, Зиновий, о своих заботах. Может быть, чем-то помогу.

      Богдан посмотрел на друга, благодарно кивнул ему:

      – Смалодушничал – вот и недоволен собой.

      – Ты? Смалодушничал? – удивился Гунцель.

      – Стоял сегодня в толпе перед сенатом, глазел на съезд, и показалось мне мое дело ничтожным.

      – Ослепило СКАЧАТЬ