Семнадцать мгновений весны (сборник). Юлиан Семенов

Чтение книги онлайн.

      Я хочу, чтоб мыслящее тело

      Обратилось в улицу, в страну,

      Позвоночное, обугленное тело,

      Сознающее свою длину!

      Морячок шепчет:

      – Повесить и сжечь – еще не значит убить, это точно. Очень мне хочется дожить до того часа, когда будет на земле улица имени меня.

      – Улица моего имени, – поправляет доцент.

      – Улица имени меня, – упрямо повторяет морячок.

      – Разговорчики! – орет капо.

      Воцаряется тишина. Как прялка. Это поразительно. Тишина не может быть без звука, который бы ее не оттенял. У нас – это дыхание людей. А там, в белом доме, была прялка.

      – Тебя как зовут? – шепчет доцент.

      – Степан.

      – Меня Сергей Дмитриевич. А фамилия?

      – Богданов.

      – Ты не Василия Богданова, музыкального критика, родственник?

      – Нет, мой старик – инвалид Гражданской войны. Его тоже Степаном зовут. Ноги у старика нет…

      – Сейчас вроде бы там стало легче. У меня там тоже семья. Две дочери и жена. Ты где жил?

      – Усачевка, дом семь.

      – А я только-только переехал с Молчановки. Идешь вечером, боты по снегу – хруст-хруст, луна окаянная, в окнах – тепло, по парадным влюбленные затаились. Не умели ценить мир, все метались, спорили, от самих себя бежали… Я, помню, иногда поражался – время стал ощущать, оно вокруг меня, как вода в горной речке, несется, несется. Я совместителем был: утром университет, а вечером вел курс в школе госбезопасности.

      – Вы?!

      – Да, а что?

      – Ничего. Они меня обвиняют, что я заброшен к ним с самолета как разведчик, мол, школу госбезопасности кончил.

      – А ты? Ты…

      – В том-то и дело, что нет. Я сбежал с шахты «Мария», там каторжный был лагерь, для штрафников. Я три раза сбегал – два раза ловили тут же, а третий – удалось, и взяли-то по глупости. Если скажу про «Марию», значит туда отправят. А там – виселица, у меня мишень была на спине.

      – Бедный, бедный… А летом мы, бывало, на Клязьму выезжали, на дачу. Вечером после дождичка идешь с поезда, на участках патефоны играют, детишки беззаботно смеются, и такое во всем спокойствие и высшая целесообразность – бог ты мой! Я купил дачку в тридцать седьмом… Утром проснешься – в окнах солнце, сосны красные, медовые, птицы разливаются; выйдешь на террасу, а там после дождя ночного лужицы, а в лужицах – солнце высверкивает, глаза режет…

      Его мучительно сладко слушать, потому что говорит доцент так, будто он смотрит на все это, будто он сам сейчас – во всем этом; и еще очень мучительно слушать его, потому что это расслабляет, делает мягким, жалостливым, начинаешь думать, что все муки терпишь впустую, зря – все равно никогда уж не придется тебе видеть раннего синего утра, и медовых сосен, и лужицы на терраске, которая осталась после ночного дождя.

      Доцент замолкает и поворачивается к стене. Морячок шепчет мне в ухо:

      – Слышь, бежать надо, погибнем тут, задарма погибнем. Отсюда до Бельгии ночь ходу, они меня пехом гнали, по дороге. На запад по звездам, СКАЧАТЬ