и подобию Божьему, то как же он псина? Я, надо сказать, от бурных разговоров уклонялся. Я пришёл в монастырь искать спасения от буйного темперамента и не хотел распалять эту сатану жаркими спорами. Не такими были братья Григорий, Михаил и Василий. Григорий, мужчина в соку и рыжебородый, укрылся в монастыре от долгов, которые произвёл ради стриптизёрши, ибо любил ее крепко. Михаил пришёл сюда от неспособности жить в грубом мире, потому как сам был нежен и трепетен, усов почти не имел, подмышками не колосился, носил бледную кожу и тонкие запястья. Василий, хоть и Василий, напоминал злую гориллу, он кого-то убил, отсидел, помыкался по притонам, пил, кололся и раскаялся. Михаил слыл у нас богословом крайних сурожских взглядов. Василий, напротив, возглавлял осиповцев. Григория вообще обзывали «розовым», но не потому что он мужеложник, а из-за философа Розанова, который розовым называл христианство Достоевского, намекая на его излишнюю любовь и оторванность от реальной жизни. Григорий не то что бы сильно оторвался от реальной жизни, но любовь трактовал своеобразно. По большому счёту разночтения трех монахов начинались и заканчивались второй Христовой заповедью: «Возлюби ближнего своего как самого себя». Михаил понимал её так, что всякий человек – ближний, и любить его надо хотя бы потому, что в нём есть образ и подобие Божье. Та самая изначальная искра. Василий понимал заповедь строже, считая, что ближний – это друг или родственник. Он не был склонен распространять во все времена дефицитную любовь шире этого круга. Григорий смотрел на заповедь иначе. Он говорил, что это не одна заповедь, а две – возлюби себя и ближнего своего, ведь если ты не любишь себя, как ты сможешь полюбить другого? Тут Григорий подчёркивал, что любовь к себе надо понимать не в смысле мирского эгоизма, нарциссизма и самолюбования от гордыни, а в смысле духовном, подлинно библейском. На этом этапе между троицей разгорались самые нешуточные споры. Статья про девочку-собаку из Архангельска только усугубила ситуацию.
В тот день мы сидели в предбаннике, была очередь нашей кельи топить баню и приуготовлять воду. Григорий, Михаил и Василий молчали в разные стороны. Неожиданно Михаил вскочил, прошёлся туда-сюда.
Михаил: Как она может любить Бога и людей, если она собака?
Василий: Вот собак не трогай. Они получше людей любят.
Григорий: Он не о том. Как мы можем знать, любит она или нет?
Василий: Погодь. «По плодам их узнаете их». На плоды смотреть, и всё.
Михаил: Какие плоды у собаки?
Григорий: Я больше скажу – что есть плоды? Это соответствие нормам человеческой морали, нормам общежития? Если так, то как же «не ходите пред людьми, ходите пред Богом»?
Михаил: Исторический контекст. Вспомните первый век христианства. Если христианин того времени соблюдал бы нормы морали и общежития Рима, он бы перестал быть христианином.
