Сполошный колокол. Владислав Бахревский

Чтение книги онлайн.

      – Горьким горькое не перешибешь.

      – Ишь ты какой!

      – Уж какой есть. Прощай, пойду, – сказал Сергушкин, подымаясь из-за стола.

      – Куда же ты пойдешь?

      – В деревню. В Завелье. Думать буду, как известить государя о крестьянской беде.

      Засмеялся Томила. Нехорошо засмеялся.

      – Уж какой есть, – опять повторил Сергушкин, – ты меня не знаешь. Коли сказал: думать буду – додумаюсь.

      Вскочил Томила, поцеловал мужика. Поклонился ему Иван Сергушкин и пошел, не оглядываясь.

      Так пошел, что стрельцы в дверях, столкнувшись с ним, отступили в удивлении.

      Стрельцов привел Донат.

      Бросил на стол кошелек с серебряными копеечками. Крякнули стрельцы, будто выпили уже, покрестились на образа, сели за стол, вина попросили с закусками. Первую чару выпили за здравие царя-батюшки, вторую – за крепости крепкие города древнего и славного Пскова, третью – за здравие старейшего меж стрельцами пятидесятника Максима Ягу, а уж потом и за Доната. После такого быстрого питья потянуло на разговоры.

      – Ты, паря, хотя и не робок, а все из тебя пока дрянь стрелец, – начал поучение Максим Яга. – Небось не ведаешь, как порох пахнет, рук в крови не мыл.

      Усмехнулся Донат.

      – Чего кривишься? К примеру, из пушки по тебе шарахнут – гром, огонь, ядро свистит смертно. Тут бы лечь и Бога молить о животе, а недосуг. Бери в руки протазан[8] и беги на пушкарей и коли их, пока они тебя не прибили. Возле вражеских пушкарей твое спасение. А молодые от одного грома в штаны напустят и улепетывают. А по ним – картечью! И тогда они, сердечные, не бегут, а лежат. Не тебя корю, парень. Поначалу все такие. И мы были не лучше. Наша наука вон чем дается. – На лицо свое показал.

      – За шрамы! – поднял чару Донат. А как выпили, сказал: – Только мне сдается, тот боец хорош, кто сам бьет, а не тот, кого бьют.

      Максим Яга как рак покраснел. Закричал на Доната:

      – Молод нос драть! Придет время – поглядим… Как грудь на грудь на врага пойдешь, поглядим!

      Прокофий Коза тоже нахмурился:

      – Максимушка в пятнадцатом году, когда шведский король Адольф приходил, в Проломе насмерть стоял!

      – Да ведь не про то я! – Донат побагровел от смущения. Вскочил, через стол потянулся к Максиму, поцеловал его в рваные губы: – Прости, отец!

      Максим слезу обронил:

      – Быть тебе воином! Не побрезговал стариком, и тобою, верь мне, паря, не побрезгуют. А то – правда твоя! Хоть и говорят: за битого двух небитых дают, а под сабли подставляться да пули хватать – дело нехитрое. Куда хитрее и живу быть, и невредиму, и чтоб враг спиной к тебе обернулся!