Ничья длится мгновение (сборник). Ицхокас Мерас

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ подались. Теперь уж точно никто больше землю не отнимет. Так, может, воротилась бы домой, дочь?

      Не вернется она. Куда уж ей?

      Слава Богу, им там хорошо, и у нее от этого на душе легче.

      Пускай себе живут, пускай радуются. Может, хоть раз как люди.

      Землю больше не отнимут.

      Некому отнимать.

      Как отнимешь ее теперь?

      Если Бернотасов больше нет.

      Ой ли?

      А надо так, чтоб их не было?

      – Тебе видней, дочка. Как знаешь… Если тебе так лучше, то, думаешь, матери иначе? Все не так душа болит. А мало ли наболело за столько лет… Столько лет! Смотри сама, дочка, тебе видней.

      А недели две спустя прибежала девчонка Ятаутасов – Маричюке. Запыхалась, сама не своя, слова никак не вымолвит. А потом будто прорвало ее:

      – Идемте, тетя. Скорей. Всех убили, никого в живых не осталось. Идемте, тетя! Вчера ночью. А сегодня утром зашел кто-то, видит – лежат все в ряд на полу, друг за другом.

      Достала черный платок, хотела только Винцаса с собою взять, остальных, меньших, дома оставить. Но дошла до большака, до самых деревьев, и вернулась.

      Разве скроешь от них, хоть они и меньшие.

      Жизнь скроешь?

      Кривду утаишь?

      Горя не выкажешь?

      Вот и стоят они все вместе возле пяти открытых гробов. Возле отца и матери. Возле сестры и братьев.

      Отца давно не видела, а сразу узнала: рот по горло землей набит, и лицо серое, землистое.

      Всю жизнь земли хотел.

      Шли за теми пятью гробами до кладбища ближнего села с ксендзом и крестом и с красным флагом впереди. Ксендз отпевал покойников, а люди бросали в глубокую, большую яму горсти той самой земли. И речи говорил кто-то, и к мести призывал. А люди стояли молча, опустив головы, и черные как земля.

      Обезлюдела усадьба, мертвая, с раскрытыми настежь дверьми и распахнутыми воротами.

      Опустела усадьба Бернотасов, где стояла она когда-то у калитки, прижавшись горячим лбом к прохладной глиняной крынке, где в субботу, после бани, уминали бабку, запивая молоком, сметаной и чем-либо покрепче, а во дворе надсаживался пес, и гуси, целое стадо, гоготали, почуяв чужого.

      Опустело последнее пристанище родителей, их рай, последний дом их с раскрытыми настежь дверьми и распахнутыми воротами, куда она пришла с четырьмя детьми, чтобы отдать последний долг, посмотреть на всех пятерых, убитых ночью, исподтишка, увидеть отцовы зубы, затупившиеся от земли.

      Оружие и гроб.

      Они всегда рядом.

      Всегда ли рядом?

      Смотря в чьих руках оружие.

      Смотря над кем заколачивают гроб.

      Оружие и гроб.

      Не слишком ли часто они теперь друг возле друга?

      Ведь и война прошла. Слава Богу, кончилась.

      Чего ж еще?

      Что еще надо?

      – Не пущу! Не пущу в дом! – вся дрожа, кричала она, встав на пороге и раскинув руки, чтобы он не СКАЧАТЬ