вечерами около двух десятков творений по психологии, Лев Юрьевич худо бедно наладил какое то лечение своих подопечных. Кроме того, при разговорах с кем бы то ни было, его взвешенность заставляла слова из его рта не вылетать, а вылезать аккуратненькой колбаской, а потом тихонько падать на стол и медленно расползаться, наполняя помещения. Когда он говорил с вами, создавалось ощущение, что вы находитесь в вязком густом масле, и аккуратно и медленно, доже отчасти вкрадчиво произнесенные слова потихоньку, буква за буквой мммедленно проникают прямо к вам в мозг, миную ушную раковину, барабанную перепонку и всякие другие премудрости слухового аппарата. Еще казалось, что слова от Большакова двигались в пространстве не со скоростью звука, а значительно медленнее, подчиняясь другим законам мироздания. Поэтому, при разговоре с ним создавалось впечатление, что это человек говорит вам четко проверенную, высокоорганизованную и рафинированную истину, что впрочем, во многом было правдой. Плюс ко всему, Большаков был хорошим общим врачом, он действительно много знал в медицине. Думаю, где – нибудь на загнивающем западе, Лев Юрьевич был бы хорошо оплачиваемым серьезно развитым специалистом, но у нас, а тем более в лихие девяностые, он был просто уважаемым в стенах нашего заведения человеком. Кстати он часто в своей манере отчитывал и Лупыря, защищая наши интересы, что увеличивало нашу симпатию к нему. И он единственный в больнице, кто бы мог действительно и оперативно сделать что нибудь для спасения человека. Они с Лупыревым вернулись спустя минут семь. Большаков хромал практически на бегу, был похож на капитана Флинта из мультика «Остров сокровищ». Всему виной гололедица, год назад упал и сломал ногу в колене. – Пустите хлопцы, пустите, спасибо говорил размеренно Лев Юрьевич, проходя к Виктору. – Игорь, ты взял нашатырь? Смочи немного… и дай фонарик пожалуйста… Ага, все нормально, глазки, глазки… Че то хреново с глазками то, Игорь, зрачки никак вообще, нашатырь дай… Да не флакон, Игорек, ватку давай! Ага, ну-ка, ну-ка. Витяяяя! Витяяя!. Но сколько бы он не звал его, не теребил, Виктор оставался неподвижным и не реагировал ни на что, однако его сердце продолжала мерно отстукивать свой отмеренный Господом ритм, спокойное дыхание не менялось, в общем как сказал потом Большаков, его разум жил своей отдельной жизнью какое то время. Смирнова поместили этажом выше, на другое отделение. Вызывать скорую не торопились, хоть и понимали, что Витя мог быть в коме, и умереть при отсутствии помощи, однако признать свою некомпетентность не торопились, плюс надо было учитывать, что Виктор – пациент психиатрической больницы.
Такое состояние его продержалось три дня. На четвертый, был это вторник, около полудня к нам зашел Глушков, зам Большакова, на обход, и сказал, что Смирнов дрожит весь, но в себя не пришел. Ну все вроде своим чередом, полдник, потом отдых, кто в шахматы, кто в морской бой или
СКАЧАТЬ
