Фальшь истины. Юлия Лавряшина

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      – Шикарно! Нет, в самом деле, это вы здорово сказали!

      «Не я, Марина. Да нет же, я! – ему ни к чему было знать о посеянных Дайной, раздирающих душу сомнениях. – Да здравствует невежество молодого поколения!»

      – А вы-то, наверное, много наизусть помните, – он поднялся со стула, подставленного к Олесиной кровати, прошелся вдоль книжных полок, скользя взглядом.

      Что можно прочесть вот так – вскользь? Что можно узнать обо мне? Или глубже ему недосуг?

      Обернул ко мне все ту же шаловливую мордашку:

      – Кстати, зовите меня Митей. Я никак не привыкну по отчеству.

      – Если угодно. Тогда и вы… Без отчества. Так ваш отец – писатель?

      – Что-то в этом роде, – уклонился Митя. – Член Союза… Их там тьма-тьмущая этих… членов…

      «В его устах и пошлость звучит невинно, – это было внове для меня. – Откуда это впечатление непорочности? Обыкновенный мальчишка, свободный от самого понятия о грехе… Ведь так?»

      Я посмотрела на визитку:

      – Горенко? Не может быть… Ваша фамилия в действительности – Горенко?!

      Весь сморщился, махнул рукой:

      – Знаю, знаю!

      – Ваш отец вошел в литературу с такой фамилией? Боже мой…

      – Бросьте! Да кто сейчас помнит, что Ахматова на самом деле – Горенко?!

      – Я.

      Его веселые – краешками кверху – губы расползлись:

      – Ну да, этого уже больше, чем достаточно!

      Это упорное нежелание понять, словно колючий свитер, заставляет меня подергиваться.

      – Стыдно ведь носить такую фамилию!

      – Стыдно? – кажется, он даже не притворяется. – Вот еще! Почему это – стыдно? Не Берия же, в конце концов! Чем вам так не нравится Ахматова?

      Я прижалась к подоконнику, вцепилась в него:

      – Боже… Вы любите Марину, и допускаете, что может нравиться Ахматова?!

      Оглянувшись на горячечную Олеськину постель, Митя понизил голос:

      – Тише, что вы так распалились? Девочку разбудите. А что такого ужасного в Ахматовой? Я-то не особо, но ведь многие любят ее стихи.

      – Но не те, кто понимает Марину!

      Его лицо внезапно сделалось старше.

      – Вы точно, как мой отец, – проговорил он устало и даже раздраженно. – Он признает в литературе только себя самого, а остальных ненавидит. С такой злобой говорит о каждом… О живущих особенно. Вот поэтому он никогда в жизни ничего хорошего не напишет. До сих пор не написал… Нечем потому что.

      Подхватив свою студенческую сумку, Митя ловко закинул ее на плечо, и направился к двери, наспех приложив ладонь к Олесиному лбу.

      – Между прочим, мне уже двадцать восемь, так что не воображайте, будто можете учить меня жизни, – пробурчал он, обуваясь.

      Поглядел снизу, но так, что я ощутила (почему?!) его превосходство.

      – Учить? Вас? Боже мой, я и не СКАЧАТЬ