Лаз (сборник). Владимир Маканин

Чтение книги онлайн.

      – Надо ли оставлять – бутылка любит двоих.

      Михайлов не улыбается.

      – Надо, надо. Оставим и ей. Ей будет приятно. – И это означает не только избыточную прочность медлительного Михайлова, и не только его недоверие к шуточкам и ерничеству, которые могут подточить любое верное дело (и ведь верно – могут!), и не только его профессиональную серьезность в деловом разговоре – это означает еще что-то, но что? И тут же Стрепетов догадывается: разговор деловой не кончен; не точка.

      Стрепетов спешит, шутка ему не удалась, но близость пусть даже неудавшейся шутки, соседство с ней облегчают речь, и Стрепетов (иначе он никогда не спросит) спрашивает:

      – Ты, стало быть, уходишь от Алевтины? – И Стрепетов добавляет к выражению своего лица запрашивающую и прощупывающую собеседника условную улыбку, двоякость которой обезопасит его от всяких неожиданностей.

      Но неожиданностей нет. Михайлов говорит:

      – Ухожу.

      Коньяк разлит. Они пьют по рюмке, потом по второй, они не чокаются – некоторая осторожность присутствует, – один раз Стрепетов было потянулся с рюмкой, но Михайлов свою не поднял и уж точно не поспешил поднять.

      Михайлов выпивает. Потом отдыхивается. Потом говорит:

      – У меня еще сын.

      – Тоже будет поступать в университет?

      – Да... Но не сейчас. Он в девятом. Через год.

      И тут Стрепетов уже не может не поглядеть глаза в глаза Михайлову: каков мужик... Стрепетов секунду-две прикидывает, как прикидывает цену: одно лето на приемных экзаменах так уж и быть, но на следующее лето он хотел бы в запас свободы и покоя, хотел бы куда-нибудь удрать, уехать. Два лета кряду в городской жаре не сахар, но именно эта несахарность (и Стрепетов это теперь понимает) придает устойчивость и прочность их сговору.

      – Не много ли хочешь? – смеется вдруг он.

      – Немного. – Михайлов серьезен. – Тебе будет не так уж трудно: второй сын тоже хорошо учится.

      – Надеюсь, у тебя только два сына?

      – Два. – На лице Михайлова наконец-то если не улыбка, то пол-улыбки: впервые за весь разговор. Стрепетов разливает коньяк. Стрепетов берет рюмку, а Михайлов смотрит и видит, как его тонкие, изящные руки словно напоказ замирают на секунду на темно-вишневой поверхности стола. «У моих такие же руки», – отмечает Михайлов. И вдруг говорит: – Я хотел бы, чтобы мои дети были хорошие математики. И чтобы вообще они были похожи на тебя.

      – Ты это без иронии?

      – Без. Даю слово.

      – Мужчины такими комплиментами редко разбрасываются.

      Они замолкают, и на этот раз молчание как итоговая черта, как точка в долгом их торге.

      – Ладно, – говорит Михайлов (и вдруг вздыхает). – Давай допьем. Аля все равно не любит крепкое.

      – Ну, разумеется, не любит – я же тебе сразу сказал.

      – Давай.

      – Давай.

      Михайлов спохватывается:

      – Время!

      – Что?

      Михайлов СКАЧАТЬ