Посиделки на Дмитровке. Выпуск десятый. Алла Зубова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ для наук и Эльвира Карловна, «давно жившая в доме, безбровая, курносая, заведовавшая «общей администрацией».

      К Эльвире Карловне переходили дети лет пяти прямо от нянюшки для обучения. Обучала она чистописанию и начаткам Закона Божия. («Учила бодро, когда нужно подшлепывала»). Сама же в науках не очень была тверда. На лукавые вопросы отвечала: «Много будешь знать, скоро состаришься».

      «Вот эту самую бонну, Эльвиру, ненавидела нянюшка всеми силами души. Я думаю, что в ненависти этой немалую роль играла ревность. „Рабенка“ уводили из детской под начало курносой бабищи, <…> а нянюшкина власть кончалась». Бонна была врагом «внешним».

      Другой нянюшкин враг, «внутренний», – домовой. За глаза он назывался «хозяином».

      Не злой был домовой, только «дурил». Сдвинет нянюшке очки на лоб, и та их ищет, тычется по всем углам. Не любил, чтобы печку топили в сырую погоду или в оттепель – экономный был, дрова жалел. Если мороз – топи сколько угодно, а в оттепель – залезет в трубу и ну дуть, дым гнать в комнату.

      Еще не любил, когда детей осенью в город отправляли: скучно одному зиму зимовать. «Как только начиналась укладка вещей и дорожные сборы – принимался домовой по ночам вздыхать. Все мы эти вздохи слышали и очень его жалели».

      Отношения с таким добрым домовым, наверное, давали детям несколько больше, чем «подшлепывания» Эльвиры Карловны.

      В рассказах Тэффи о детстве немало примет типичных барских усадеб:

      закрыли холодную гостиную, перенесли из оранжереи лимонные деревья и кактусы и расставили в передней и столовой. Летом в усадьбе гости, шум, веселье, зимой необычная тишина. «По вечерам на черном окне классной комнаты отражались огонек висячей лампы и две стриженые детские головы и, блестя, шевелились спицы в темных скрюченных пальцах.

      А вдруг это и не мы? А вдруг это другие дети, там за стеклом, только днем мы их видеть не можем».

      В сумерки нежданный гость объявился. «Какой-то барин, не то человек, разобрать не могу, но вернее, что не человек», – доложил старый лакей.

      «Нечеловек» был румяный, плотный, с мокрыми усами и блестящими веселыми глазами. Всем поклонился и попросился переночевать, сказав, что утром за ним лошадей пришлют. Ему отужинать предложили, на ночлег устроили во флигеле. И тут началось…

      «Вошла ключница, приложила палец к губам, заглянула за все двери и сказала свистящим шепотом:

      – Это он!

      – Кто?

      – Шшшш… Он. Пан Лозинский.

      Немая картина, которой так тщетно добивался когда-то Гоголь в последнем акте своего «Ревизора». Все замерли. Сколько времени продержались бы мы так, я не знаю, если бы не громкий рев сестры Лены, которую нянька схватила на руки. <…>

      – Господи! Что же нам делать? Няня, уведите детей!

      Няня встала, держа Лену и ловя другой рукой мою руку, но я крепко уцепилась СКАЧАТЬ