Марат молчал. Он знал, что Ульрих прав. Месть была бы другой. Каждый вечер он раскрывал нож и клал его под подушку, острием к стене. Каждое утро, выходя в туман, он думал о том, что сейчас его оглушат ударом по голове и увезут, чтобы истязать.
– Таких, как ты, каждый день убивают на улицах. Я могу проехать по городу и наловить целый зоопарк бедных черных детишек. Их родители мне еще приплатят, чтобы я только забрал их спиногрызов. А ты сидишь и не веришь, что тебе предлагают билет в рай?
Марат испытал страшную вспышку ярости. Порвавшийся презерватив. Разъяренные арабы с камнями. Женщина, задушенная в комнате с видом на Нотр-Дам-де-ла-Пэ. Он разжал кулак, потом снова сжал. Нож под рукой. Белый ублюдок думает, что теперь для него может быть рай? Он врет. Он не сидел на берегу и не смотрел в глаза крокодила, как это делал Марат. Он не знал, что такое планировать засаду. Он не видел, как внутренности вываливаются из вспоротого живота еще живого Клавинго, не видел, как тот падает в реку, не видел, как крокодил, почуяв кровь, бросается вперед. Он не чувствовал гипнотического страха, который после убийства делает руки ватными.
– Закрой дверь, сынок, – первый раз подал голос водитель, – а то в машине действительно становится жарко.
Не сейчас. Не сейчас. Не сейчас. Марат убрал руку с кармана и подобрал ногу. Дверь автомобиля захлопнулась. Шум улицы исчез, осталось тонкое пение кондиционера.
– Мой отец послал тебя сюда? – спросил Марат.
– Я говорил твоему отцу о твоем существовании, и он попросил это уладить. Он не уточнял, как.
Марат попытался сообразить, о чем идет речь.
– Видишь ли, по законам нашей страны ребенок может требовать от своих родителей некоторых вещей. Если твой отец о тебе не заботится, его можно за это судить.
– Я хотел бы его увидеть, – сказал Марат.
– Он не хочет тебя видеть.
– То есть, ему на меня плевать. Он просто защищает себя.
Белый поморщился.
– Можно сказать и так.
– Как он выглядит?
– Ему сорок девять лет. Он гере. Ты можешь найти его фото в какой-нибудь старой газете.
Гере. Его отец – один из тех, кто смеялся над ним и бил его. Один из тех, кто научил его тому, что его мать – арабская шлюха.
– Повтори, как зовут твоего босса.
– Алассан Буаньи. Но ты не сможешь носить его фамилию. Ты будешь Марат Шудри-Буаньи.
Шудри-Буаньи – дурацкое второе имя. Марат подумал, что у его отца большой долг.
– Ты говорил, его можно судить за то, что он со мной сделал.
Ульрих криво усмехнулся.
– Ты ненавидишь его, я понимаю.
«Жирная розовощекая свинья. Я могу сделать так, что ты умрешь, харкая кровью на дорогую обивку салона твоего джипа. И твои глаза погаснут, как погасли глаза моей матери, когда я душил ее, как погасли глаза Клавинго, когда СКАЧАТЬ