Отражения. Надир Сулейман оглу Агасиев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ и знаю, что он был евреем, и что он первым из нас, еще в пятидесятые годы, учась в начальной школе, надел джинсы. Он зашел в класс в смешных для нас штанах.

      Тогда я познакомился с джинсами, хотя и не знал, что это джинсы. Множество карманов на его синих штанах вызвали восторг, смех и зависть. Во мне, наверное, зависть, коль я запомнил столь незначительный эпизод. Действительно, незначительный, мало ли кто в штанах смешных ходит.

      Мугам продолжался, ненавистный певец пел, на грядках кричал петух и ему вторили фальцетом. Потом мама назидательно тихим голосом сказала:

      – Перестань гримасничать, он, между прочим, родственник наш маштагинский.

      Когда мама говорила тихим голосом, я всегда становился послушным. Мне казалось, что у нее опять болит сердце. Вспоминал, как отец просил нас беречь маму. Я замолкал, начинал просить небеса, чтобы маму мою не трогали. Но тогда, услышав тихий голос мамы, почему-то не мог успокоиться. Словно знал, что ханандэ этот дан мне на долгие годы.

      " Ну и умолк бы, почему бы вам, маштагинцам, его не унять, чего ради в телевизор залез. Пел бы в Маштага, и баста".

      Потом вдруг в какое-то мгновение я почувствовал, что мугам начал меня пробирать, схватив, швырнул оземь на лопатки. Хриплый голос певца "аман, ярым!" звучал внутри меня. Проходя сквозь меня, как бы через фильтр, очищался, отдавался в душе такой болью, что тоже хотелось прошептать "аман".

      Прочь, прочь, прочь, гнал я вон из себя пробирающий меня до дрожи голос певца. Мне надо на футбол, я должен забить гол Ференца Пушкаша.

      Прочь, прочь, прочь, – говорил я этому певцу и лет через двадцать, когда увидел его вживую, вне телевизора, в Губернаторском садике перед филармонией.

      Мамы с отцом моим уже давно не было, мне было вовсе не до мугама. Я вышел из редакции, в Губернаторском саду перед филармонией, на "сходняке" музыкантов, где они нанимались на свадьбы, увидел вдруг и сразу же узнал моего "учителя" мугама, маштагиского ханандэ, раньше родственника, а теперь нет, раз уж нет мамы. Он сидел на скамейке, ждал клиентов.

      – Не-ет, – сказал я себе, – сегодня к тебе не подойдут, тебе, маэстро, или как тебя, там, ханандэ, сегодня не повезло. Не твой день, земляк, ты встретил меня.

      Я мыслями гнал прочь от него всех возможных "покупателей". Как-то не по себе было, мамы с отцом, совсем еще не старых, мамы так вообще, уже нет, а этот старец, мучитель юности моей, все еще поет. Все бабки делает. Я приделал ему муху.

      "Так, так, сняли протез, резко сжали челюсти, сморщился нос, свел брови. Все, муха готова"

      Сделать муху, это было из детства.

      – ДядьСаша, сделай муху, – просили мы беззубого старика; то ли сторожа поселкового парка культуры и отдыха, то ли садовника, а может, просто бомжа. ДядьСаша всегда был в парке, сидел себе в тени, недалеко от скульптурной композиции, на которой Ленин со Сталином сидят на скамейке.

      Муху делал он по настроению, сжимал беззубые челюсти, щурил, "видавшие смерть" и войну глаза, на заросших СКАЧАТЬ