Литературоведческий журнал №38 / 2015. Коллектив авторов
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Литературоведческий журнал №38 / 2015 - Коллектив авторов страница 18

СКАЧАТЬ заканчивается им [en el principio de la literatura está el mito, y asimismo en el fin]» (ХЛБ: II, 177; JLB: 1, 799). Иронический пафос оказывается принципиальным и в процессе необходимого снятия претенциозности и помпезности с идеи классики, в «Автобиографических заметках» изначально сопутствующей имени Сервантеса и его книге62. Однако ни ирония, ни самоирония все же не могут до конца снять драматизм жизненного контекста создания «Пьера Менара, автора “Дон Кихота”», хотя, может быть, должны способствовать погружению в пути и смыслы опосредования жизненно-реального и текстуального.

      К проблеме классики мы еще вернемся, а сейчас попробуем остановиться на бесконечно интерпретируемом тексте фикции-вымысла, полуэссе-полурассказа «Пьер Менар, автор “Дон Кихота”». Текст этот был, как известно, создан в тот период жизни Борхеса, когда он работал в филиале буэнос-айресской городской библиотеки Мигеля Кане. Время службы в библиотеке Борхес описывал как «девять глубоко несчастных лет» (ХЛБ: III, 546) и как время погружения в смерть: в 1938 г. умер отец писателя, затем с самим Борхесом произошел «несчастный случай», приведший его к тяжелой болезни, к заражению крови, к потере дара речи, к целому месяцу, проведенному без сознания, «между жизнью и смертью». «Пьер Менар, автор “Дон Кихота”» (согласно «Автобиографическим заметкам») возник в самом начале выздоровления Борхеса. И, соответственно, в решающий момент оформления (возникновения? рождения? выбора?) парадоксальной фикциональной фигуры, – тщательно измышленного повествующего голоса Борхеса.

      Как все, наверное, помнят, «дерзновенный замысел» Пьера Менара «состоял в том, чтобы создать несколько страниц, которые бы совпадали – слово в слово и строка в строку – с написанным Мигелем де Сервантесом» (ХЛБ: I, 317). Как, помнят, наверное, многие, пояснения Борхеса-повествователя к воплощению «дерзновенного замысла» накрепко вписали имя аргентинского писателя в список основоположников постмодернизма63. Постмодернистское (деконструктивистское, постструктуралистское) прочтение этого полуэссе-полурассказа (как правило) основывалось и основывается на отчетливой заинтересованности в развитии вполне отчетливо поданной в тексте Борхеса «мифологики» повторов и различий, «мифологики» анахронизмов и нелинейностей. В этом контексте на долгое время были преданы забвению смыслы конкретных глав «Дон Кихота», над которыми работал Пьер Менар. А если эти главы и рассматривались, то подчас вне динамики развития собственно сервантесовского контекста творчества Борхеса, хотя и в плотной соотнесенности с самыми разнообразными ключевыми темами (мотивами, мифологемами) художественной философии Борхеса. И совсем редкими до последнего времени были (хотя бы опосредованные) отсылки к биографическому контексту64. Меж тем, до определенной степени (с естественным пониманием множественности опосредующих уровней) обращение Борхеса к Сервантесу в 1939 г. может рассматриваться как иносказательное напоминание о странной дополнительности возвращающегося СКАЧАТЬ

<p>62</p>

Иронический пафос именно в такой прагматике, в таком целеполагании постоянно сопутствует рассуждениям Борхеса о классике. И здесь нельзя не задаться вопросом: в какой степени и как именно такая ироническая позиция Борхеса соотносится с романом Сервантеса и с традицией нахождения иронических смыслов в «Дон Кихоте». Примечательно, что динамика становления этой традиции прочтения романа Сервантеса особенным образом соотносится с динамикой художественно-философского процесса. Трагическая ирония Сервантеса открывается романтиками (германскими, в первую очередь), но романтический трагизм замещается осмыслением «вдумчивой спокойной объективной иронии» Сервантеса (эта формулировка возникает в контексте чтения «Дон Кихота» М. Менендесом-и-Пелайо как «первого и непревзойденного образца современного реалистического романа»), позднее являет себя «экзистенциальная ирония», еще позже – «бесконечная ирония». См., в частн.: Пискунова С.И. «Дон Кихот» Сервантеса и жанры испанской прозы XVI–XVII вв. – М.: Издательство Московского университета, 1998. – С. 167–168; ср., напр., также множественность иронических ракурсов «Дон Кихота», рассматривавшихся на Конгрессе, посвященном 400-летию выхода в свет Первой книги романа: XL Congreso 400 años de Don Quijote: pasado y perspectivas de futuro. Valladolid, 2005. URL: http://cvc.cervantes.es/ensenanza/biblioteca_ele/ aepe/congreso_40.htm. Рискнем предположить, что у Борхеса (для Борхеса) «ирония» Сервантеса (при познании, некотором признании, а по большей части отторжении и преображении романтических, «реалистических», экзистенциальных прочтений) вступает во взаимодействие с Сократовой иронией (при этом, естественно, неявно припоминаются платонические и неоплатонические истоки «Дон Кихота»).

<p>63</p>

Именно в таком качестве Борхес фигурирует не только в известном тексте Делёза и Гваттари о «Повторении и различии», не только среди положений теории интертекстуальности, включая и, например, ее позднюю версию у Н. Пьеге-Гро. Имя Борхеса в качестве постмодернистского читателя / интерпретатора «Дон Кихота» упоминается и в «Заключении» к одному из самых значительных отечественных исследований романа Сервантеса: «“Дон Кихот” <…> принадлежит и не принадлежит культуре постмодерна, чьи прозаики, начиная с Хорхе Луиса Борхеса, пытаются “переписать” великое творение Сервантеса, распластав его в плоскости постмодернистского дискурса». – Пискунова С.И. «Дон Кихот» Сервантеса и жанры испанской прозы XVI–XVII вв. Цит. изд. С. 298.

<p>64</p>

На необходимость соотнесения «Пьера Менара, автора “Дон Кихота”» с творческим и экзистенциальным кризисом, пройденным Борхесом в конце 1930-х годов, указала О.А. Светлакова, сравнив Сервантеса в тогдашнем обращении к нему Борхеса с заново обретенным «ангелом-хранителем». См.: Светлакова О.А. Испанские классики «золотого века» в творчестве Хорхе Луиса Борхеса // Латинская Америка. – М.: ИЛА, 2001. – № 11. – С. 62–65. Выделяя ценностные смыслы сервантесовской темы у Борхеса, исследовательница отмечала, что для Борхеса Сервантес является неким обобщенным символом всей классики. Между тем, на наш взгляд, классика у Борхеса принципиально многосоставна, в многомерном пространстве Борхесовского классического сосуществует множество авторских судеб, каждая из которых выступает в своей непререкаемой ценности, но не может заместить иные судьбы.