Интеллектуальная история России: курс лекций. Сергей Реснянский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ С.Л. Пештича, что «не освободился Ломоносов вполне от влияния историографических построений XVII в.»[277] Иное отношение можно заметить к трудам Миллера. В 1761 г. другой ученый с европейским именем, пропагандист русской истории в немецких землях, А.Ф. Бюшинг хвалит его. В рецензии в немецком журнале он указывает, что исправлял ошибки Вольтера по исследованию профессора Миллера, и «этот ученый и знаменитый муж мог бы дать гораздо лучшую историю Петра Великого, чем все Вольтеры на свете»[278].

      Миллера тоже критиковали и даже за отношение к «истине». Примечательно, что на последнее ему указал отнюдь не историк, а носитель популярного исторического знания. Первый русский академик В.К. Тредиаковский, присутствовавший на скандальном собрании (когда разбирали «диссертацию» Миллера) в Академии наук осенью 1749 г., причину конфликта увидел совсем не в научных ошибках Миллера, а в том, что общество от него ожидало не «диссертации», выполненной по правилам зарождавшейся науки, а «похвального» рассказа о прошлом. Тредиаковский указывал, что «благопристойность и предосторожность требуют, чтоб правда была предлагаема некоторым приятнейшим образом… нагая правда ненависть рождает… а гибкая… приобретает множество другов и благодетелей»[279].

      Нам следует вернуться к словам Вольтера, что после его критики древнего происхождения европейских народов им были недовольны. Кто они – эти недовольные? Ответ есть – это писатели и антикварии, видевшие в истории совершенно иные задачи, нежели те, которые начинает ей предъявлять зарождающаяся классическая европейская историография и философия. В период начала строительства национальных государств актуализируется историографическая культура, тесно связанная с общественным сознанием и выполнявшая практические задачи конструирования национального прошлого, а также контроля над национальной памятью. Ее истоки уходят в эпоху ренессанса в Западной Европе, а на востоке Европы в то же самое время книжники подводят идеологический фундамент под строительство Московского государства. Не случайно историки отмечают, что политически и национально ориентированные истории получили популярность, в первую очередь, в монархиях Западной и Северной Европы, особенно в Англии, Испании, Франции и России[280]. В XVII – начале XVIII вв. у Ломоносова было немало предшественников в западноевропейской, а также в западнославянской и даже южнославянской и восточнославянской (украинской) исторической мысли. Его европейские современники с чисто практическими целями создавали исторические нарративы. У Ломоносова оказались последователи (намного менее знаменитые) и в российской историографии. Таким образом, практика историописания, ориентированная на политические вкусы общества, в XVIII в. распространяется по всей Европе.

      Позиционирующие такой тип исторического знания писатели изучали историю не ради нее самой, а для объяснения настоящего, и преследовали цель конструирования и/или «изобретения» национального прошлого. Делая предметом СКАЧАТЬ